...и когда я прочитала про то, что герой "разминает свой речевой аппарат", я поняла...

Я поняла, что Олег Овчинников занимается подмигиванием: он подмигивает языку, а тот подмигивает ему в ответ, оба довольны, рот до ушей. Казалось бы, пустячок - нечаянное "бон мо", ловко придуманный каламбур - но, в частности, именно это и называется языковыми играми.

Некоторые писатели думают, что языковыми играми называются их попытки поставить слово раком - в неверную семантическую, морфологическую или синтаксическую позицию. И когда им пеняют на уродство новорожденных обормотов речи, они лишь снисходительно руками помавают: мол, не въехали-с.

Однако как в смысл слова, известного от рождения, люди въезжают сразу, так и в игру со словом, если она соответствует природной стихии русской речи - они также въезжают сразу. "Слово - это пучок, и смысл торчит из него в разные стороны", стоит дернуть за одну ниточку - и начинает ткаться ковер. В 15 веке это называли "плетением словес", в 20 веке это называли "узорочьем слов".

Вывернуть слово наизнанку, оттенить важный оттенок смысла - через изменение фонетики, через новую морфемику, через новую сочетаемость - это и есть языковые игры. Лучше всего эту технику знают настоящие поэты, потому что у них искони измененный состав крови - они наяву бредят.

Языковая игра должна порождать новые смыслы или актуализовать смыслы забытые.

Неплохо это умеют и те, кто привык каламбурить - играть в своего рода языковой пинг-понг, например: Тупырь (тупой упырь); Думовой (домовой, живущий в Думе); Выборотень (кандидат в депутаты, который после того, как за него проголосуют, забывает наказы своих избирателей); etc.: (http://www.livejournal.com/users/yasviridov/3591.html#cutid1).

И в разной степени это умеют писатели-прозаики. На трудности в образовании формы родительного падежа множественного числа от слова "кочерга" (кочерг? кочерег? кочерёг?) Михаил Зощенко написал целый рассказ. (Подробнее о языковых играх см.: В. З. Санников. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999, см. в сети здесь).

Овчинников - умеет каламбурить. Ему это нравится, он радуется всякий раз, когда случается разбавить погонный серый текст. Потому что обычно он пишет просто и даже несколько плоско, но потом ему вдруг делается страшно: зачем это он так пишет, и не заскучал ли читатель, и не пора ли выдумать ловкую шутку, или новый сюжетный поворот, или поэкспериментировать с формой.

Я бы сказала, что Олег Овчинников - довольно банальный писатель. Не по содержанию банальный - с фантазией у него как раз все в порядке, целый городок МТА можно прикормить одним Овчинниковым, - но по языковому выражению этого содержания.

Я бы так сказала, когда бы не постоянные поиски и не постоянные находки.

Странно читать Овчинникова: текст то летит ровно и гладокписно, то его колбасит - от удач к явным языковым ужасам.

И это странный парадокс: можно выписать страницу чудовищных оборотов, но на нее сыщется страница явных находок.

Мне кажется, что Олег не понимает природы своего дарования (дарования очевидного, но норовистого!) и именно потому живет в рассогласовании с чувством меры.

Во всяком случае такое впечатление оставляет по себе повесть "Семь цветов радуги".

Но не рассказы, отнюдь не рассказы.

Некий химик-биолог, озабоченный всеобщим падением нравов, решает по-своему истолковать библейские заповеди. Выделив семь тягчайших грехов, новый учитель этики разрабатывает их цветовую дифференциацию. Грехи окрашены в основные цвета спектра, межгреховные пространтсва - соответствуют междуцветьям.

Измена делает человека зеленым: зеленеет кожа, склера глаз, ногти и волосы. И чем интенсивнее грех, тем интенсивнее цвет. Убийство - с нашим знаменем цвета одного. Вруны синеют, пустословы - фиолетовеют.

Удачливая семейная пара попадает на выступление безумного химика совершенно случайно, и также случайно заражается неведомым вирусом, на собственном опыте и опыте своих знакомых проходя всю радугу грехов. Концовка, правда, неожиданная, но тем оно и интереснее - дочитать? 8)))

Повесть написана неровно, потому что Олег постоянно экспериментирует с разными техниками: роман написан от первого лица, но это не чистое я "наблюдателя". В повести много рефлексии (я бы сказала - чрезмерно): и периодически на первый план выступает "я" лирического героя. Есть еще "мое второе я" из снов. Есть еще "скрытое я", или все по Фрейду в главе, когда поутру домой возвращается совершенно зеленая жена (кстати, очень удачно сделанная глава).

Что же касается рассказов Олега Овчинникова, то их просто нужно читать: в них есть так неуловимая жизненная парадоксальность, которая является характернейшей чертой Роальда Даля, по которому, собственно, и следует учиться писать рассказы.

При этом Олег Овчинников - сам по себе, не подражатель, но самобытный продолжатель.

И он все время развивается - это просто беда какая-то 8)))

Все время чего-то ищет, пробует, пытается.

И никому мало не покажется, когда он наконец найдет и застолбит свою территорию.

Все остальные удары поддых и прочее избиение младенцев - в частном порядке, пока что можно лишь радоваться, что напечатана такая нестандартная книжка.