—> ГлавнаяДивовАлимовБурносовФорум —>
—> Алимов: интробиографиябиблиография
 
 
харизматический писатель Алимов
 
ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ: ДВА
[дети подземелья: три]
 
 

Поспела картошка и через два дня опять решили собрать всех в главном зале.

Младший крот Петров как раз хрустел свежим утренним корешком, когда из бокового лаза вывалился гонец - юный крот-стажер Ванечкин, взмыленный, весь в земле, дышит часто: запыхался.

- Так что... вас кличут, - в два приема выдохнул стажер и, сглотнув, пояснил: - Через десять минут общее собрание, сказывали, чтоб непременно все были.

Крот Петров поспешно плюхнулся задом на обрывок газеты "Комсомольская правда" и нарочито медленно вынул корешок изо рта и облизнулся. На сердце стало тревожно: заметил Ванечкин газету или не заметил? Вроде нет, стажеру не до того было да и сам младший крот прикрыл прессу телом довольно проворно.

- Что, в главном? - уточнил Петров, принимая еще более свободную позу, дабы из-под зада не торчало даже уголка бумажного.

- В главном, в главном! Поспешайте. Дальше побегу... - Ванечкин скрылся из глаз, только зашуршали опадающие с потревоженного потолка лаза мелкие комочки земли.

Когда Петров добрался до главного зала - обширной пещеры под корнями старого соснового пня - там было уже не протолкнуться. И впрямь собрались все - кто же ведущего крота ослушается - и последние опаздывающие, такие как Петров, спешили втиснуться в общую массу, выскакивая из многочисленных ходов, сходившихся сюда из самых дальних уголков общины. Было шумно: хрустели спешно доедаемые корешки, летели приветствия, а в дальнем углу кто-то уже успел поссориться.

Но вот на возвышении появился ведущий в третьем поколении крот Кузьмин - старый, седой, с единственным сточенным резцом во рту, и за ним два главных крота, Глубоватый и Шпанько, довольно пожилые, но не такие, конечно, как Кузьмин, хотя тоже очень уважаемые.

Главный крот Глубоватый громко скрипнул резцами и тут же установилась тишина. А как же.

- Открываем собрание общины, - провозгласил Глубоватый и, почтительно присев и задрав нос, поворотился к ведущему кроту. Тот трожественно поковырял когтем в сточенном резце.

- Сограждане! Кхе. Кроты! - так начал свою речь Кузьмин. - На повестке дня один, кхе, вопрос... - Главный крот значительно обвел собрание носом. Ноздри его величественно раздувались, внимая запахам. Петров даже присел: нехорошее предчувствие усилилось. - О незаконном подгрызе картошки на чужих участках. - Ведущий крот значительно чихнул.

Собрание заволновалось. Внутри у Петрова что-то екнуло.

- От всеми нами уважаемого, кхе, старшего крота Ширинкина поступила жалоба, - дождавшись тишины, продолжал Кузьмин. - Буквально вчера, кхе, один из членов нашей общины... - Ведущий крот сделал паузу, чтобы снова поковыряться в резце. Извлек изо рта коготь, внимательно обнюхал, - Один из членов нашей общины, попирая вековые, кхе, устои, среди бела дня подгрыз картошку на участке старшего крота Ширинкина и после этого, кхе, скрылся, хотя его и пытались, кхе, задержать...

По залу снова пробежал ропот: собравшиеся принюхивались друг к другу - не сосед ли столь нагло попрал, кхе, устои да еще и смотался?

- Старший крот Ширинкин! - выкликнул Глубоватый.

- Я! - недалеко от возвышения высоко подпрыгнул Ширинкин.

- Укажи на нарушителя!

- Дак... это был Петров! - громко, даже радостно доложил Ширинкин. - Он, он это был!

Соседи, насколько позволяла скученность, стали отодвигаться от Петрова. Петров понурился.

- Младший крот Петров! - выкликнул Глубоватый. Ведущий крот самозабвенно сосал коготь. Главный крот Шпанько тихонько дремал.

- Я... - промямлил Петров и вяло подпрыгнул. Обозначил присутствие.

- Признаешь ли ты незаконный подгрыз?

Сделалось удивительно тихо.

- Это... - В голове понеслись мысли. Разные. Трудно не признать незаконный подгрыз, на котором тебя застукали. С другой стороны, признаешь подгрыз - начнутся всякие меры, санкции... Да, Петров знал такое умное слово - "санкции". Прочитал в обрывке газеты "Известия". А если не признаешь - будет долгая тягомотина с разбирательством, а Ширинкин - крот ушлый, настырный, вредный, так что все равно припрут к стенке и признаешься. Только хуже будет. Тем более, этот подгрыз не первый. И даже не десятый. - Ну я... Это как бы...

- Признаешь или нет? - главный крот повысил голос и для убедительности скрипнул два раза резцами так, что даже Шпанько вздрогнул во сне. Ведущий крот Кузьмин оставил коготь в покое и стал прислушиваться с интересом. Вдалеке подпрыгивали над спинами соседей особо любопытные.

Надо признавать.

- Ну... да, признаю, - неохотно вымолвил Петров.

Негодующий ропот пронесся по толпе.

- Так-так... - вступил ведущий крот. - А чем же ты объясняешь такое, кхе, поведение?

- Ну я... - Петров, честно сказать, не знал, чем бы объяснить свое поведение. Ну подгрыз картошку и все. Съел и съел. Что тут объяснять? Обнаглел. Как это... слово хорошее было... а! забыковал. Ее ж много, картошки-то. До фига.

- Ослеп он что ли? - отчетливо выкрикнул кто-то. - Может, перепутал?

- Да! Я перепутал! - ухватился за протянутую соломинку младший крот Петров. - У меня зрение... Плохое. Задумался и перепутал. Больше... не буду.

- Извините, - решительно сказал старший крот Ширинкин. Злорадно даже. (И чего он меня так не любит? - подумал Петров). - Извините! Уважаемый ведущий крот Кузьмин, главные кроты, сограждане. Извините. Что-то младший крот Петров много задумываться стал в последнее время. Имею сведения, что, задумавшись, он постоянно совершает подгрызы на чужих участках. Не меньше пятнадцати! - Последние слова старшего крота потонули в возмущенном ропоте, но Ширинкин был старый боец, возвысил голос, перекричал. - Имею точные сведения, что это он грыз корни у Тряпкина, у Зюкина, у Брыкайло...

Тут поднялся такой шум - ах он!.. ну ничего себе!.. - что даже луженая глотка Ширинкина не справилась: поименованные Тряпкин, Зюкин и Брыкайло бешено заскакали на месте, крича и скрипя резцами, а с ними еще куча сочувствующих и неназванных кротов, у которых, однако же, тоже были подгрызы: так вот кто виноват! вот в ком все дело! в волнении на кого-то наступили, кто-то с кем-то столкнулся и даже сцепился. Петров в ожидании стихийной расправы присел, прижался к земле, а возмущенные собраться нависли над ним со всех сторон. Хана, думал Петров, попал.

- Тихо! Тихо! - зычные голоса главных кротов (и Шпанько проснулся, а уж реветь он был мастер), вклинились в какофонию разгорающегося скандала, а Глубоватый даже утрудился спуститься с возвышения, дабы на скорую руку в воспитательных целях подгрызть бесновавшегося Ширинкина, производившего примерно четверть шума. - Тихо, сограждане!

Кипящие возмущением кроты понемногу успокаивались, хотя какой тут покой: думали-то, что сторонний какой, залетный гастролер нагло подгрызается на чужих-то участках, а тут на тебе - свой! Петров! Однако же вот уже и ведущий крот Кузьмин резцами страшно так заскрипел: сердится. Даже гневается. И то: порядок надо соблюдать. Чужого не подгрызать, громко не кричать, дрянь, которая в земле попадается, кругом обходить, старших слушать, а превыше прочих - ведущего крота. Вообще беспрекословно. Как гласит «Кротовья правда». Как завещали предки. Спасибо им, конечно. Мудрые были кроты. Былинные. Таких теперь уж вовсе не встретишь. Да что там - вот хоть великий крот Ульянкин, дай ему земля покоя, который когда еще надоумил в общины сбиваться, землю на участки делить и каждому на своем участке хозяином быть, а на чужие участки - ни-ни, не смей, потому как что у тебя в земле проросло, то - твое, а мое - не трогай. Мудрый был крот. Величественный. Ведущий крот Кузьмин тоже конечно величественный, зря что ли он ведущий, но не такой величественный как великий крот Ульянкин, хотя дело его продолжает достойно. Так что - успокойтесь, кроты, успокойтесь.

- Так-так. Кхе. - Кузьмин повел носом по сторонам: все ли притихли, успокоились, слушают. - Так-так. Случай вопиющий. Не упомню. А ты, главный крот Глубоватый? А ты... кхе... главный крот Шпанько? - Оба, и Глубоватый и Шпанько, отрицательно чихнули: небывалый случай. - Затрудняюсь... - Куьмин почесал резец. - Может кто хочет, кхе, сказать?

- Я! - Неугомонный Ширинкин, потирая подгрызенный главным кротом Глубоватым бок, высоко подпрыгнул. Активист. Собравшиеся обратили к нему носы. - Я знаю, чего он задумывается. И чужое подгрызает.

- Ну говори, говори, - подбодрил его Кузьмин. - Чего он задумывается?

- А того, что кругом эти... предметы, что в земле попадаются, не обходит! - выпалил Ширинкин. - Он бумагу собирает всякую, на которой значки черные, я видел! Я знаю!

Гробовая тишина установилась в главном зале. Кузьмин от неожиданности чуть не подгрыз собственный коготь.

Младший крот Петров почувствовал, что ноги отказываются держать его в общем-то некрупное тело, что вот еще немного - и он шлепнется на землю, на утрамбованный лапами многих поколений общинников сухой глиняный пол. Откуда этот Ширинкин про бумагу-то пронюхал? Откуда?! Как?.. Ведь он, Петров, как только не хоронился, как только не прятался, даже из-под земли несколько раз вылезал, чтобы незаметно с добычей по поверхности проскользнуть, ни с кем в пути по лазу не столкнуться, - а поди ж ты: вызнал противный Ширинкин. И за что он меня так не любит?..

- Это... - потрясенно выдохнул ведущий крот Кузьмин. - Это вообще... - Ведущий крот отвернулся от собрания; он и главные кроты сгрудились головами, выставив видавшие виды задницы, одна седая: стали совещаться. От Петрова снова все отступили, отодвинулись подальше - как от заразного. Да оно и понятно: такое обвинение! Младший крот, прижавшись к земле, старался стать как можно незаметнее и меньше; понимал: теперь говорить что-то, оправдываться - просто бесполезно. Пятнадцать зарегистрированных подгрызов - еще туда-сюда, можно было бы как-то поспорить, но вот с бумагой... С бумагой - кранты.

Несколько раз согласно чихнув, ведущий крот и два главных снова обратили носы к собранию.

- Кхе... - величественно начал Кузьмин. Усы на его носу грозно топорщились. - Чтобы в корне пресечь дальнейшие подгрызы и прочие, кхе, ужасные нарушения, есть мнение лишить Петрова звания младшего крота и изгнать его из общины в Неведомые земли навеки.

Может, кто-то в толпе и был не согласен с таким, прямо скажем, неожиданно жестким решением, но большинство ответило одобрительным гулом, а кто-то даже гневно сморкнулся на бывшего младшего крота. Лапы Петрова подкосились и он таки опустился на пол, хотя и ждал чего-то подобного. Ждал, но не верил. Не хотел верить. И вопрос "да куда же?.." застрял на его внезапно онемевшем языке, так и не прозвучал вопрос.

- Петров! Уходи! - трубно провозгласил главный крот Глубоватый. - Уходи навеки и не возвращайся. Сейчас же. У тебя больше нет здесь своего участка.

Что оставалось делать Петрову? Что мог сделать небольшой, даже маленький крот Петров, еще несколько минут назад носивший пусть и не высокое, но все же звание - младшего крота, а теперь - изгнанник без участка? Некоторые, наверное, стали бы кричать, биться в истерике, кто-то начал бы доказывать свою правду, требовать адвоката, а иные, возможно, вызвали бы зловредного Ширинкина на дуэль за клевету... Но Петрову все это просто не пришло в голову, хотя он прочитал массу обрывков разных газет и журналов, особенно задерживаясь на разделах криминальной хроники, если они попадались, а также - внимательно проштудировал последние сто три страницы "Трех мушкетеров" и оборот титульного листа к "Смерти Цезаря". Нет, Петров был простой крот, совершенно не революционер, хотя мысли порой уносили его далеко-далеко, он и сам толком не понимал - куда, но куда-то в иные ходы и лазы, просторные и прямые, где можно было не обходить стороной случившиеся на дороге в грунте предметы, можно было свободно читать и подгрызать все подряд, потому что все равно не мы это посадили.

Петров собрался с дыханием, поднялся, развернулся и на дрожащих лапках двинулся прочь из- зала и кроты, бывшие сограждане, в осуждающем молчании расступались перед ним. Лишь Главный крот Глубоватый следовал за Петровым на приличном расстоянии и отстал, повернул назад лишь тогда, когда бывший младший крот Петров далеко ушел за пределы общины - туда, где остался один лишь неширокий ход, ведущий в легендарные Неведомые земли, туда, где никто из кротов доселе не бывал. Потому что - незачем.

Петров трусил и трусил по неровному, старому лазу, иногда останавливаясь для того, чтобы перегрызть вставшие на пути корни (невкусные) или разгрести завал - каждый раз он с ужасом думал, что будет делать, если за завалом лаз не продолжится. По всему выходило, что придется копать лаз самостоятельно, но вот только - куда?..

Через несколько часов, приблизившись к очередному завалу, крот Петров почувствовал неладное: завал бы мохнатый и теплый. Я очень устал и переволновался, решил крот. Сегодня был очень длинный и трудный день. Мне уже мерещится. Спокойно. И вонзил на пробу в завал резцы.

Завал неожиданно дернулся и издал вопль.

Петров ощутил во рту шерсть и отпрянул, занял боевую позицию: прижал уши и оскалил резцы. Хотя какая там боевая - одно название: крот ни с кем в жизни еще не бился, ему даже в голову такое не приходило, хотя, будь то в его силах, гадского Ширинкина он бы с удовольствием вздул. А сейчас Петров, одинокий и некрупный, вообще ни на что не был способен, да и сам очень перепугался. Еще бы: завал с шерстью, да еще и - вопит.

- Ой... - глухо сказал завал тонким голосом. И зашевелился.

- Ты... кто? - спросил на всякий случай Петров, отпятившись еще на два шага и прикидывая, как, если что, удобнее дать стрекоча. По всему выходило, что бежать будет непросто: лаз давно не хоженный, узкий, пока развернешься - время пройдет, да как бы вообще не застрять... Хреново.

- А ты? - Показалось Петрову или неведомый голос действительно подрагивает от страха?

- Я первый спросил.

- Хомяк.

Хомяк? Надо же.

- А я - крот. Ты что здесь делаешь?

Впереди заворочалось, засопело, голос стал слышнее. Значит, я его за задницу приложил. Задом ко мне этот хомяк сидел.

- А... Загнали.

Крот Петров хмыкнул про себя: надо же! Загнали в кротовый лаз. И отчего-то исполнился к незнакомому хомяку симпатией.

- Кто загнал-то? А, хомяк?

- А... Хозяйка загнала. Расковыряла землю и давай меня в эту дырку совать. Вот. Совала-совала, а я ее цапнул за палец и полез, полез... - Хомяк горестно вздохнул. - Теперь лучше не возвращаться. Вот. Ну я еще глубже. Она поискала-поискала и ушла. Вот. А я тут сижу. В темноте. Один. - Голос хомяка звучал трагически, срываясь на шепот.

- Н-да... Тебя как зовут-то? А то все - хомяк да хомяк.

- Ларисыч.

- Как-как?!

- Ларисыч. Ну... Когда я маленький был, хозяйка думала, что я - девочка и назвала меня Ларисой. А потом... А потом я подрос. Вот. Ну и у меня все выросло. И стало видно, что я - самец. Вот. И меня переименовали в Ларисыча.

- Дела-а-а... - протянул удивленно крот Петров. - Не повезло тебе, Ларисыч.

- И не говори, - тоскливо произнес хомяк. - И имя не пойми какое, и в дырку засунули. И бросили. Вот. Да и вообще... Помирать мне тут, что ли? Я есть хочу.

- Ну вот, придумал: помирать! - Петров хотел было, бодрясь, подпрыгнуть, но стукнулся о потолок лаза и лишь вызвал падение комков земли. Чихнул. - Ты это, брат Ларисыч, брось. Я вот тоже вроде твоего, изгнанник. И ничего, помирать не собираюсь. Выкрутимся. Все - фигня, вот что я тебе скажу, брат Ларисыч. Такое предложение: будем держаться вместе. Ты и я. Хомяк и крот. Двое. Не против?

- А... Разве так бывает, чтобы - хомяк и крот?

- Нет - так будет. А?

- Тоже верно... - Хомяк Ларисыч заметно приободрился. Крот Петров почувствовал, как на душе, где только что было противно и пусто, стало теплее. - Здорово, что мы встретились. Хи.

- Слушай, Ларисыч... - Крот Петров помедлил: сомневался, но спросить было надо, важно было спросить. - А ты какой хомяк?

- В смысле?

- Ну...в смысле - младший там, старший, а может даже главный или, например, ведущий?

- А... Я это... я просто хомяк. Обычный такой хомяк.

- Ну и славно. - Петров вздохнул с облегчением. - А я - Петров. Просто крот Петров... Ты вот что, брат Ларисыч, сейчас я справа от тебя подрою, спереди пойду. Куда-то этот лаз ведь приведет, правда? Двое - это уже много... Ты читать умеешь? Нет? Не беда, брат Ларисыч, научу. И что подгрызть всегда найдется, не волнуйся. Конечно, не заморские харчи всякие, зато свежее и с грядки. Или еще откуда... Да, кстати, я тебя не сильно тяпнул? Ты извини, брат Ларисыч, я не думал, что ты живой, я думал ты - завал... Ну что, вперед?

19.03.2002

 

 
—> ГлавнаяДивовАлимовБурносовФорум —>
—> Алимов: интробиографиябиблиография
 
© И. Алимов, 2002
Любые материалы с настоящих страниц могут быть
воспроизведены в любой форме и в любом другом издании
только с разрешения правообладателей.