ВЛАДИМИР БЕРЕЗИН
[березин] [библиография]
ФИЗИКА НИЗКИХ ТЕМПЕРАТУР
Сидоров старел одиноко, и старение шло параллельно - и в главной
жизни, и в параллельной, тайной.
Старик Сидоров был доктором наук и доживал по инерции в научном
институте. Одновременно он служил в загадочной конторе, настоящего
названия и цели которой он не знал, кем-то вроде курьера и одновременно
швейцара. Курьерские обязанности позволяли ему время от времени
забегать в пустующее здание института, да и стариковские учёные
советы шли реже и реже. Физика низких температур подмёрзла, движение
научных молекул замедлилось и даже адсорбционный насос, проданный
кем-то из руководства, неудивительным образом исчез из лаборатории
Сидорова.
Жидким азотом растворились научные склоки и научные темы, жидкое
время утекло сквозь пальцы.
- Благодаря бульварным романам гражданин нового времени смутно
знает о существовании Второго начала термодинамики, из-за порядкового
числительного подозревает о наличии Первого, на а Третьем не узнает
никогда. - губы заведующего лабораторией шевелились не в такт звука.
Шутник-заведующий был ровесником Сидорова, но в отличие от него
был абсолютно лыс.
Он пересказывал Сидорову невежественные ответы студентов и модную
теорию Жидкого Времени. Время, согласно неё текло как вязкая жидкость
и вполне описывалось уравнением Навье-Стокса…
Навьестокс… Кокс, кс-кис-кс. Звуки эти, попав в голову Сидорова,
стукались друг о друга внутри неё. Мой мозг высох, думал Сидоров,
слушая рассказ о том, что Больцман повесился бы второй раз, оттого
что его температурные флуктуации забыты окончательно.
Но он кивал суетливому лысому начальнику сочувственно, будто и
правда следил за разговором. Они, кстати, представляли комичную
пару.
Дело в том, что согласно привычкам своей второй жизни Сидоров был
благообразен и невозмутим - настоящий английский дворецкий. Вернее,
русский дворецкий. Он до глаз зарос серебряной бородой.
Мало кто знал, что Сидоров отпустил бороду ещё молодым кандидатом,
когда обморозился в горах. Молодой Сидоров двое суток умирал на
горном склоне, и с тех пор кожа на его лице утратила чувствительность,
превратилась в сухой пергамент, и всякий, кто всмотрелся бы в него
внимательнее, ощутил холод отчаяния и усталости.
Но всматриваться было некому. Дочь давно уехала в Америку с однокурсником
- молодым учёным. Жидкое Время отняло у него дочь, на волнах Жидкого
Времени, взмахивая грантами на прощание, уплыли у него зять с дочерью.
С женой они разошлись в начале девяностых, когда ей надоело мёрзнуть
в очередях. Жены не было, а седая борода лопатой определённо была.
Борода была лучше фамилии, потому что иметь в России фамилию "Сидоров"
всё равно что не иметь никакой.
Борода Сидорова пользовалась неизменным спросом под каждый Новый
год. Высокий старик Сидоров был идеальным Дедом Морозом.
И вот, его сорная, сёрная, палёная как водка, неистребимая контора
невнятного назначения нарядила Сидорова в прокатную шубу. Хлопая
обшлагами, Сидоров невозмутимо доставал из мешка подарки вашим и
нашим, сотрудницам и сотрудникам, пил чары с теми и с этими. Его
сограждане давно привыкли к тому, что их Новый год давно и прочно
замещает Рождество, и стал самым популярным гражданским праздником.
Новый год накатывается как война, грохочет хлопушками, бьёт алкогольным
кулаком в грудь, валит с ног желудочными средствами массового поражения.
Веселье в его конторе наматывалось на руку как сахарная вата. Но
вот уже исчезли Большие начальники, Начальники средние, поправляя
галстуки, вышли из тёмных кабинетов, а за ними, чуть погодя, выскользнули
Неглавные сотрудницы.
Было ещё не поздно, и Сидоров позвонил в прокатную контору. Шубу,
дурацкий красный колпак и палку с мешком можно было сдать обратно
прямо сегодня - но теперь самому.
Он украл с праздничного стола бутылку коньяку и спрятал её в большой
полосатый носок для подарков. После недолгих размышлений, решив
не переодеваться, Сидоров засунул своё пальто в мешок и двинулся
в центр города и принялся плутать среди кривых переулков. На город
навалился антициклон, холод разлился по улицам, будто жидкий гелий,
поведение которого Сидоров изучал последние двадцать лет.
Город, между тем, заполонили банды ряженых. Сидорову часто попадались
такие же, как он сам, подвыпившие Деды Морозы. Все они не очень
твёрдо стояли на ногах и постоянно подмигивали своему собрату.
Для Сидорова, впрочем, персонаж, которого он исправно много лет
исполнял на профсоюзных, или, как их теперь называли "корпоративных"
праздниках, этот его отмороженный двойник в красной мантии был непонятен.
Он был похож на снежного царя, что привык замораживать жилы и кровь
мертвецов леденить.
Оттого он ненавидел свою общественную обязанность. Но показывать
отмороженное лицо со старческими морщинами было куда неприятнее.
Сидоров знал о новогодней традиции всё. Поэтому он утешался тем,
что вместо русского Деда Мороза его могли нарядить в модного канадского
лесоруба по имени Санта-Клаус. Между ними такая же разница как между
бойцом в шинели и американским солдатом в курточке. Так и сейчас
- он избежал куцей куртки, но колпак был явно от комплекта Санта-Клауса.
Сидорову было понятно, что его персонаж помирает каждый Новый год,
поскольку на смену ему спешит какой-то карапузик в шапочке. А этот
карапузик, в свою очередь… Так, в глазах Сидорова, его двойник превращался
в готового к употреблению покойника. Будущий покойник со счётным
временем жизни.
Однажды ему приснился исторический сон, как к нему, будто к царю
Николаю - Санта-Николаю-Клаусу, к старику с белой бородой, ползёт
по снегу карапуз Юровский. И, ожидая скорой смерти царя, ожидает
вокруг обыватель царских нечаянных подарков - скипетра, забытого
под ёлкой и меховой короны. Императорских драгоценностей, конфискованных
перед расстрелом. Траченной молью профсоюзной шапки Мономаха.
Он вспоминал этот сон с тоской лектора, которому сниться страшный
сон про ошибку в первой же фразе…
На этих мыслях он чуть не стукнулся лбом в вывеску прокатного пункта.
Сидоров перешагнул порог, и, оступившись, покатился по лестнице,
поднявшись на ноги только перед стеной с двумя дверями - железной
и деревянной. Позвонил, немного подумав, в железную.
Никто не ответил, из микрофона на косяке не хрюкнул охранник, не
раздалось ни звука из внутренностей сообщества карнавальной аренды.
Сидоров покосился на деревянную дверь, но всё же дёрнул на себя
металлическую - она легко растворилась.
Внутри было неожиданно холодно. Оттого, не оставляя следов снежными
сапогами, Сидоров пошёл искать служащих людей.
За стойкой, под портретом Деда Мороза в дубовой раме, стрекотал
факс. Бумага ползла по ковролину, складываясь причудливыми кольцами.
Никого, впрочем, не было и тут.
Сидоров завернул за угол и постучал в белую офисную дверь. Дверь
стремительно отворилась, и придерживая её рукой, на Сидорова уставилась
Снегурочка.
Она была выше Сидорова и имела какой-то неописуемо похотливый вид,
и у флегматичного Сидорова даже заныло в животе. Но он вспомнил
о возрасте и своём морщинистом теле с пергаментной мёртвой кожей.
- А, вы ещё… Нехорошо опаздывать… - Снегурочка погрозила Сидорову
пальчиком. Потом наклонилась и погладила Сидорова по щеке. Он практически
не ощутил её прикосновения - пальцы барышни были холодны как лёд,
почти так же, как его вымороженная давним и нынешним морозом кожа.
Снегурочка улыбнулась и вдруг резко дёрнула его за бороду.
Удовлетворённая результатом, она обернулась и крикнула в темноту:
- Ещё один… Наш, - и, отвечая на кем-то не заданный вопрос, утвердительно
кивнула: - Настоящий.
Из тьмы выдвинулся Дед Мороз и потащил Сидорова за собой - в полутёмный
пустой коридор, потом по лестнице вниз, кажется в бомбоубежище (потому
что они проходили мимо гигантских герметических дверей, которые
невидимый некто наглухо закрывал между ними.
Наконец, перед Сидоровым открылось огромное пространство наподобие
станции метрополитена, всё наполненное красным и белым. Сотни Дедов
Морозов безмолвно стояли здесь.
А на возвышении перед ними, в манере, хорошо известной Сидорову
по детскому чтению Дюма, держал речь предводитель.
Ничего хорошего Сидорову в этой речи не сулило. Ясно было, что
эти-то настоящие, а он Сидоров - фальшивый. Ясно было, что материализм
низложен, а всё что окружает Сидорова - воплощённый Второй закон
термодинамики. Тепловая Смерть вселенной, одетая в красные шубы
и куртки, вполне интернациональная. Не хватало только вооружить
их косами и поглубже спрятать их головы в красные капюшоны.
Предводитель говорил медленно, слова его были тяжелы как лёд и
безжизненны, кК слежавшийся снег.
Окончательно сразил Сидорова его собственный абсорбционный насос,
работавший в углу. Был там и другой, третий, механизмы теснились
вдоль стен, уходили вдаль, и над всем этим бешено крутили стрелки
огромные часы, похожие на часы Спасской башни.
Сидоров осматривал помещение - это и вправду была станция метрополитена.
Только без рельсов, и вся покрытая сотнями труб и трубочек. Некоторые
были поновее, другие - старые, ржавые, с облезшей краской. Прямо
над головой Сидорова была одна из этих труб, к которой какой-то
умник приделал продолжение в три раза тоньше.
Под ней и стоять внимательному человеку было страшновато. Но вряд
ли Сидорова окружали люди.
Предводитель, меж тем говорил о конце времён. Здесь, внутри уцелевших
подвалов Сухаревой башни Деды морозы установили гигантский охладитель.
Сложная система форвакуумных насосов создавала область низких температур,
в которой производилось сжиженное время.
И вот, холоднокровные собрались здесь с тем, чтобы ускорить действие
Второго закона термодинамики и привести мир к тепловой смерти.
Если жидкое время распылить, догадался Сидоров, все процессы ускорятся,
а равномерное разбрызгивание жидкого времени исключит Больцмановы
флуктуации.
Мир охладиться до тех температур, которые Международный институт
холода ещё тридцать лет назад рекомендовал называть низкими.
Кажется, он сказал это вслух. Потому что стоящие рядом несколько
Дедов морозов обернулись.
Сидоров подождал и с тоски высунул из носка горлышко бутылки с
коньяком. Два стоящих рядом Деда Мороза шикнули на него - в том
смысле, что только мерзавцы и негодяи в такой момент могут пить
охладитель.
Сидоров спрятал флягу и кашлянул в кулак.
На него обернулись ещё более подозрительно.
Но пристальнее всех на него смотрела давешняя Снегурочка. Она вдруг
увидела крохотное облачко пара, вылетевшее у Сидорова изо рта.
- Он тёплый… - выдохнула снежный воздух Снегурочка.
- Он тёплый! - ухнули два Деда Мороза рядом.
- Он тёплый! Он тёплый! - с ужасом забормотали остальные.
Толпа отшатнулась, но некоторые Деды Морозы сделали шаг к Сидорову.
У них были стёртые лица цареубийц. Сейчас от него останется посох
да шапка под ёлкой. Пустят его в распыл и расхолод, и мумия его
будет жить внутри криогенной машины, вырабатывающей Жидкое Время.
Пользуясь замешательством, Сидоров отступил назад и бросился в
какой-то закуток. Грохнула за ним гаражная дверь, упал засов, лязгнула
запорная железяка, взвизгнули под его пальцами пудовые шпингалеты.
Сидоров привалился к стене, переводя дух.
Дверь пару раз вздрогнула под напором толпы, но всё затихло.
Надежды на благоприятный исход, впрочем, было мало. Сидоров оказался
заперт в тупиковом помещении, где стояло несколько мётел, лопат
и вёдер. Тянулись повсюду трубы, уходящие в стены. Винтили, больше
похожие на рулевые колёса торчали повсюду. Стрелки манометров показывали
разное, подрагивали и балансировали между красным и чёрным.
Помирать приходилось в привычной обстановке - среди приборов и
рычагов.
Дверь тихо затрещала. Это был тонкий, едва слышный треск, который
издаёт мартовский лёд. До ледохода ещё далеко, но дни снежной скорлупы
сочтены, жизнь её истончается и вот, знамением, будущей смерти,
раздаётся над рекой этот треск.
Сидоров увидел, как дверь покрылась инеем, как появляются на неё
пока еле видимые изломы. Ему не нужно было объяснять хрупкость металла
при известных условиях. Физика низких температур была ему давно
известна.
Сейчас они навалятся, и последняя преграда рассыплется в стеклянные
осколки.
Сидоров оглянулся. Будем помирать с музыкой, решил он.
Доктор-курьер пробежался вдоль стен, изучая датчики - один был
для него сейчас главный. Водомер на трубе с кипятком, той трубе,
что угрожающе нависала над ним только что. Он нашёл нужный вентиль
и, подобрав с пола лом всунул его в ржавое колесо. Вентиль подался
с трудом. Затем со скрипом провернулся быстрее, из винта выдуло
тонкую струйку пара.
Теперь надо было ждать. Где не выдержат ржавые трубы - рядом с
ним, или за дверью.
При желании можно было прикинуть динамику жидкости в ржавой трубе,
но всё случилось быстрее - Сидоров услышал хлопок, а за ним не крик,
а странный вой. будто открыли вьюшку на печной трубу и страх вместе
с ужасом улетучиваются через дымоход.
- Пиздец. - сказал Сидоров. - Пиздец, повторил он, катая на языке
это слово.
Он снова всунул лом в вентиль и завернул его в прежнее положение.
Перед тем, как отпереть дверь, он вздохнул - надо было бы перекреститься,
но он всё ещё оставался атеистом.
Открывшаяся картина удивила его. В длинном коридоре было абсолютно
сухо. Только кое-где валялись обрывки красной материи. Разорванная
труба висела над головой, раскрыв лепестки тюльпаном.
Сидоров огляделся и пошёл к выходу.
Чуть дальше было холоднее, но ни одного новогоднего упыря всё равно
не нашлось - лишь рваные синие и красные шубы лежали повсюду.
Сидоров, не выбирая дороги, поднялся по лестнице, прошёл коридорам,
снова поднялся, спустился и вдруг, открыв дверь, выскочил в уличный
переход. Рядом шумел народ, хлопали двери метро, визжала бездомная
собака, с которой играл нищий.
Он начал медленно подниматься на волю.
Прямо перед ним, на площади стояли Дед Мороз со Снегурочкой. На
мгновение Сидоров замер - Дед Мороз держал в руках косу. Это была
Смерть, а не Дед Мороз. Но тут Вертер вдруг утих, и Сидорову стало
понятно, что это всего лишь серебристая кисея на самодельном посохе
- вот она опала, и мир вернул прежний смысл.
Сидорова окружал ночной слякотный город. Автомобиль обдал его веером
тёмных брызг. Погода менялась.
Потеплело.
[березин] [библиография]
|