<- Главная - Дивов - Алимов - Бурносов - Форум - Харписня ->
 
Алан Кубатиев
ЖЕРТВУЙТЕ НА ПОСТРОЕНИЕ РАЯ

Интеллекто-актуальная проза

A penny for Old Guy
HOLLOW PEOPLE
By T. S. Eliot

На исходе августа зазвенел звонок. Бурунгулов при этом глубоко спал. Потому что было почти семь. Он же вставал почти в девять. Затем приходил на работу почти в одиннадцать, потому что полагалось почти в полвосьмого. Ему несколько раз указывали на это, но он всегда уверял, что на это согласен и надо искоренять. Но не искоренял. Потому что ему верили.

Пока туда звонили, Бурунгулов поднимался. Когда звонить перестали, и он перестал и разместился обратно. Ему позвонили опять. Но он уже абсолютно раздумал и потому не вставал. А он ошибался. Потому что звонили всерьёз.

Через одну с лишним секунду с ужасным звуком выпала у него дверь, всмятку убила кошку и напугала даже детей соседей, которые не боялись ничего. То есть дети. Вообще звуком Бурунгулова разбудило, но совсем встать он не успел. Потому что ему дали по морде, в силу чего он упал обратно. Дали здорово, хотя с умом. Не разбив почти ничего или только размозжив немножко сверху. Позже он различил, что дали ему трое в костюмах, из которых один как раз давал, второй стоял примеряясь, а третий, то есть явно вообще-то первый, стоял и учитывал. Бурунгулов не стал узнавать, за что, потому что они были в костюмах, и тоже спросил одеться. Чтобы не выделяться наружным видом и не наклали опять. Одеться ему как раз охотно позволили. Потом прошли с ним по расшибленной двери и спустились в высококачественный автомобиль. Тут Бурунгулов осознал, что он пропал.

Пока его провозили по разным улицам, он мысленно прощался с каждой, мысленно вспоминая, что и как переживал на них. Увлёкся этим делом так, что ничего не мог вспомнить и пропустил миг выезда за город. А миг произошёл - где-то за Кара-Колбасом или Буза-Базаром, или потом, или раньше. Третий, но явно первый по званию объяснил Бурунгулову, что сейчас они дадут ему по голове, как того требуют вопросы государственной тайны, то есть хранения. Бурунгулов - теперь можно откровенно сказать, что его звали Ажбек - затосковал, и это отразилось у него на лице. ТретийПервый посмотрел на его лицо и сказал: нет, это воздействует на его талант. Лучше заклеим-ка ему глаза. Ажбек обрадовался и решил, что имеет дело с лучшими в своей профессии. Тут они сунули руки в карманы, достали жевательную резинку и начали ее разжёвывать. Для Ажбека. Ну так сказали. Он сказал: можно я сам? ТретийПервый разъяснил: нет, потому что это спецрезинка и жуется она строго по инструкции. Разжевав, они успели заклеить Ажбеку только правый глаз, и то до половины. Потому что шофер свернул автомобиль в какой-то двор и злобно сказал: "Приехали". ТретийПервый наорал на двоих за пассивное жевание, но делать было уже нечего и пришлось выходить. Трое провели Бурунгулова в дом, где его уже дожидались всякие люди, которых он ещё не видел. Они тоже были в костюмах, но некоторые толстые, уверенные, в усах и зорко смотрели на него. Вряд ли это было за опоздания на работу. Похож, сказал один из ждавших. Начнем, сказал другой из ждавших. Вы кто, сказал СедьмойИзЖдавших.

Прошло примерно много времени, и Бурунгулов стал совсем другой. Он работал мало, а больше обучался. Обучался он педагогами в масках и одним инструктором без маски, но в маске ему было бы куда лучше, потому что маску можно было бы подобрать очень красивую. Предметы были разные и бесплатное питание. Больше всего ему нравились авокадо и каурма-шурпа. Это были не предметы, а бесплатное питание. А из предметов больше всего нравились пронырливание, поведение и успевание. Успевание у них преподавал преподаватель в маске, но его все узнавали, потому что у него не было обеих ног. Правда, его иногда путали с другим в маске, которые преподавал движение. Однако Ажбек скоро научился их различать, потому что у преподавателя движения протезы скрипели, а у преподавателя успевания тележка жужжала. На успевании их учили успевать в нужное место. Учитель успевания делал это исключительно: тележка у него выглядела сделанной вручную из выкинутых материалов, но скрывала в себе плазменный мотор, подарок международной организации. Рулил он между ног, со страшной скоростью, но ни на кого не наезжал, хотя мог бы. Тележка была у него одного. А всех курсантов он учил тому же, но с ногами. Слова "Дорогу калеке!" он кричал на восемьдесят три разных лада. Ажбеку тайно рассказали, что он в специальном сборнике написал целую статью про это дело, и раньше заставлял учить ее наизусть. По успеванию у Ажбека было твёрдое "успешно", и это было удивительно, потому что он раньше никуда не успевал. Он надеялся, что потом это отстанет. В промежутках иногда жутко веселились, потому что... Ну, в общем, ясно почему. Время так неслось, что Ажбек приобрёл много новых выражений лица. Они ему очень помогали, всегда и во всём.

Одно ему смущало покой, и он тосковал в туалете за закрытой дверью. Вообще-то в туалете тоже серьёзно занимались, и были курсанты, которые обучались там как главному. Инструктор, который раскрывал тайны этого дела, умел бесплатно пройти в платный туалет и даже для проверки своего мастерства ездил в Москву, где мог заплатить жизнью, как описано у одного самого современного писателя. Но он сумел расплатиться продукцией. Вот как расплачиваться продукцией всегда, везде и за всё, он как раз учил. И было много курсантов, которые умоляли его допустить их в туалет.

Но не это смущало Ажбека, и даже не то, что среди этих курсантов попадались курсантки, и многие среди них были немыслимо красивы, как в парфюмерном отделе или просто на обложке турецкого мыла "Дуру". В его стране турок очень любили, хотя мыло у них было жуткое, но смотреть на него было очень прелестно. Или смотреть на обложку, где написано "Дуру". А мыться можно было не мыться. То есть не мылом. Или редко.

Смущало его совсем другое, о чём он скрытно тосковал за закрытой дверью. Просто очень сильно. Им всё время подмигивали, что вот-вот уже выпуск, а куда, не говорили, и никто не знал, а как разузнать выпускников, Ажбек даже в курсе пронырливания не смог найти указаний. Явно они были где-то среди людей, но где именно и вот каких - это был главный секрет. Вряд ли их усовершенствовали так сильно для того, чтобы потом сразу уничтожать: как-то не экономно. Зачем тогда изготовлять, можно уничтожить до этого. Или ещё раньше.

А ещё тоскливей было, что появились курсанты в масках. У-ууу, вот это было совсем. Как было это понять, Ажбеку не удалось узнать даже из курса пронырливания. А когда он решил пронырливать сам, как бы для усовершенствования, его задержали и дали, как в первый раз - не разбив ничего или немножко сверху. В медсанчасти санитары ему ещё добавили, приговаривая, что такой порядок. Он почти не обиделся, кроме на одного санитара, который плевал в него издалека и всё время попадал. Но санитар предупреждал его тоже издалека, что Ажбеку это пригодится.

Так он и не узнал, чего это будет выпуск - их или из них. Его съедала грусть и тоска, но доучиваться оставалось почти двести порций каурмы-шурпы, не считая авокадо, и этим неразумно было пренебрегать. Ажбек и не пренебрегал. Но всё равно тосковал. И грустил.

Потом настал миг, когда его вызвали в кабинет. Там сидели те же люди, которые принимали его на курсы и спрашивали, кто он. Теперь они не спрашивали, а прямо смотрели на него, будто уже знали окончательно. Ажбеку захотелось повыть, но он нашёл в себе силы этого не удовлетворять. Кроме того, теперь он обладал знаниями и поэтому скромно так улыбнулся и встал в позу интереса.

Ну герой, сказал ПервыйИзВсех, штаны горой! "И Родина щедро кормила тебя каурмою-шурпою, каурмооооооою-шурпоююююю…" Это он пропел, и Ажбек человечно засмеялся, потому что в курсе успевания говорилось, что некоторым людям нравится шутить, но они занимают иногда такие должности, что им следует в этом помогать, а то они по обиде могут натворить много чего. Если они, скажем, генерал, или премьер-министр, или даже просто генеральный министр.

Настал и твой час, сказал Первый. Это тебе не у мамки в дому.

Курс успевания предупреждал, что после шуток у людей, занимающих такие должности, всегда наступают серьёзные претензии. Так оно и вышло, и Ажбек, чтоб опять не получить по морде, как в первое их знакомство, отразил на лице.

Ты, сказал Первый, самый убедительный. По оценкам твоих наставников и насидников. Вот и послужи Родине. Великий Предок нас как учил? "Золотая это земля! Дорогая эта земля! Без цены будет эта земля! Сколько б ни продавалась она!" - пропел он, подражая народным певцам, но не очень. А другие страны, попев, продолжил Первый, они все знают себе цену. И очень на этом наживаются. Да ещё и гордятся.

Ажбек серьёзно и задумчиво покивал, как советовалось в упражнении номер пять - это развивало кивательные мышцы, которые играют наиважнейшую роль во всём организме, и помогало собеседникам, которые уже пошутили и попели, а значит, перешли всерьёз.

Ну вот и сам думай, втолковывал ему Первый, что, тебя тут просто так кормили каурмой-шурпой? Авокадо для тебя везли знаешь откуда? Оно там даже и не растёт! А мы всё равно везли! Чтоб вещества пронизывали тебя всего!

Ажбек покивал так, что Первый сказал - да ты всё знаешь, проныра. И не стал ему ничего объяснять, а сразу повёз туда, где шьют и надевают костюмы, а журналисты бегают вокруг портных и мешают, берут интервью. Спрашивают, как они добились такого мастерства, что нельзя угадать, какой человек внутри.

Попить Ажбек не успел и теперь повсеместно удерживался, потому что жутко испугался, потому что не знал, что "всё" он знал, а спросить теперь, когда уже пришивали пуговицы, было нельзя, потому что это были спецпуговицы и потому что можно было опять получить в морду и вопрос, а откуда тогда у тебя такая большая оценка по пронырливанию. Иэххх, горько говорил он в себе, надо было с самого начала приходить на работу вовремя.

Но вот уже и пуговицы пришили, и даже застегнули, и стали его пудрить. Пудрили совсем незаметно, чтобы он не блестел. Он про это слышал, как одному известному артисту пудрили такое место, что даже не подумаешь. Но ему пудрили простые места, которые потеют и блестят, отчего Ажбек совсем затосковал. А у него больше всего блестела часть головы и щёки, особенно когда он улыбался. Значит, ждало его что-то такое, отчего он будет потеть и блестеть и всё время улыбаться… Да ещё застёгнутый.

Когда его много людей серьёзно повели к двери в самом конце, он уже шёл. ПервыйИзВсех держал руку на его, то есть не на своём, плече и слегка так поталкивал, это воодушевлял, наверное. Но Ажбек от этого просто качался и не воодушевлялся или очень мало.

За дверью в самом конце оказался тоннель. Он был совершенно секретный для всех, и когда один предприниматель хотел открыть там кафе под названием "Кафеси", потому что после передачи одного телевизионного разоблачителя про этот тоннель туда и так все норовили протыриться, а он был строго секретный, и поэтому предпринимателю отказали, хотя он от природы был очень обаятельный, но секрет есть секрет, и поэтому всех, кто пролезал в тоннель, строго отлавливали, а часовым били морды за невнимательность - это называлось "часовщина". Один часовой даже из-за этого попросил политического убежища в монгольском посольстве, и ему дали, но потребовали, чтобы он поменял своё имя, поэтому его зовут теперь Цэгтэнамсрай, а раньше его звали Насирдин. Этот такое древнее имя, и когда строили тоннель, находили очень много доказательств древности и даже праздновали целый год праздник её древности, но не сами, а под руководством одной международной организации, посвятившей всю себя вот этому.

Ажбек про это немного знал и поэтому тосковал ещё сильнее, идя по этому тоннелю с рукой на самом плече, а когда его остановили и опять начали пудрить, начиная с головы, он вообще затосковал, потому что к этому его не готовили - пудрят и пудрят. Но это заметил не один он, и ПервыйИзВсех тихо, но доказательно распорядился обдуть с него пудру, кроме той, что уже крепко схватилась: её надо было обкалывать, и это могло навредить. А перед ними была уже дверь наподобие той, которая была во входе, и даже в чём-то лучше. Под ногами были разбросаны осколки пудры, и если их склеить, можно восстановить некоторые лица, но про это Бурангулов догадался сам, но про почему и когда и чем скалывали, догадываться не хотелось и он себе это позволил.

Тут его отпустили рукой, и сказали - ну иди, и помни, родина надеется на тебя прямо как не знаю на кого.

А куда, хотел спросить Ажбек, а тут дверь так открылась, что он даже вздрогнул, потому что за дверью был огромный зал с сидящими людьми в нём.

Они все сидели под огромной-огромной, просто гигантской картиной, которую нарисовал один художник, а там был мёртвый воин в полном вооружении с прямыми ногами , а над ним стояли народные певцы, готовые его оплакать, если не поможет, потому что вдали стояли народные врачи, которые, наверное, уже сделали всё, если смотреть по ногам. Но люди были самые разные, и всех цветов кожи обуви, а один даже босиком и в юбке, но с книжкой. Но он был не женщина. Это явно.

Всё они так смотрели на Ажбека, что он тут же заметил книжки у них у всех. Сразу. Как ему полегчало, это не передать - словно ему раньше пришили вместо бюста мешок с химическим веществом, а потом ему его снова отпороли. Но бюста у него и так не было, поэтому ему стало ещё легче. Так, незаметно сказал он себе, нервы в кулак и ррработаем!

Напряг Ажбек мышцы, про которые не знали даже инструкторы, и как сказал фразу, которую изобрёл сам и которую даже инструкторы не знали.

Дорогие сидящие в нашем зале! Это сказал он. Сами мы, сказал он, местные...

Дальше в нём пылал такой огонь вдохновения, что он говорил, пока не пошёл дождь.

Тут все начали писать в своих книжках, и усталым взглядом Бурангулов разгадал такие движения авторучками и каламами, какими рисуют нолики. Один при этом даже пел, но тихо и не убедительно. Потом Ажбек приметил, что всё отрывают эти листки, кладут их на стол из дерева, на котором тоже выражен мёртвый воин, и убегают протокольным шагом, невзирая на национальность. Человек сто ничего не писали и не отрывали, но им явно было стыдно. Потом мёртвый воин совершенно закрылся, и Ажбека схватили сзади и задёрнули в тоннель, а там его стали так обнимать, что он понял, откуда там осколки с отпечатками.

ПервыйИзВсех значительно повёл кожей лица, и Бурангулов прочитал в этом - ну ты клёвый чувак, убедительный, всех убедил, и Мировой Банк Прогресса тоже, они там наклали самое меньшее миллиарда четыре, или даже одиннадцать с половиной, и даже просили народ всей нашей страны не возвращать никогда.

Ажбек так обрадовался, что успеет к ужину, что выглянул в зал, и что он там увидел! Мёртвого воина на столе уже совсем не было видно, а мёртвый воин на стене тоже исчез. Там теперь висела новая картина такой же огромности и того же явно художника и тоже исполненная в масле, но куда намного приятнее. На ней мёртвый воин был живой, и улыбался во всём вооружении, вот народные певцы и народные врачи валялись все до единого, что явно было добрым знаком. А теперь вокруг стояли народные фотографы и народные аудиторы.

Очевидно, этим управлял специальный прибор, но где он был скрыт, нельзя было узнать без разрешения. Но аппетита это не оттолкн