ВАСИЛИЙ МИДЯНИН

[мидянин] [биография] [библиография]

МИДЯНИН КАК ПОЭТ

Без места, без года, без названия.

Раньше я был лесоруб
И имел большой рюкзак.
И, как я был лесоруб,
Я имел большой рюкзак.

Раз, уйдя в дремучий лес,
Я полез искать дрова.
Там, найдя дремучий лес,
Начал я искать дрова.

Пусть я дров и не нашел,
Но прекрасно погулял.
И, хоть дров я не нашел,
Я прекрасно погулял.

Самокомментарий:
Это практически Осенняя Жалоба Кузнечика! Хотя, впрочем, почему же? Песнь совершенно нежалослива, а напротив, светла и жизнеутверждающа. Хотя герой и не нашел дров, за которыми отправился (невольно вспоминается некрасовское: "Откель дровишки-то? - Из лесу, ясное дело", здесь у автора совершенно недвусмысленная перекличка с мировой художественной культурой), но он прекрасно погулял, о чем радостно и возвестил миру. Таким образом, лирический герой сего стишатка во всем ищет положительную сторону, он как бы поет гимн полноте жизни, он получил бесценный жизненный опыт и в следующий раз, без всякого сомнения, будет более настойчив в достижении своей цели. Песнь оставляет нам лучик надежды, герой не кончает с собой в конце от безысходности, не черствеет душой, не превращается в циника и мизантропа, а наоборот, старается не испугать нас своим разочарованием и очень хорошо держится под ударами судьбы. Невольно вспоминаются гениальные кадры из "Ночей Кабирии" Феллини - финальная улыбка Джульетты Мазины, этого Чаплина в юбке, когда судьба вроде бы отобрала у нее всё - но вокруг бушует карнавал, и она невольно улыбается сквозь слезы.
Жизнь продолжается! Ничего не потеряно! Будут еще новые дрова! Аллилуйя!

Я БАЛДЕЮ

Там, где море питается солнцем,
Там, где скалы сражаются с морем,
Там, где солнце гуляет по скалам,
Я валяюсь небритым нахалом,
Наслаждаясь бездельем на воле,
Обмотавшись сырым полотенцем,
Обложившись бутылками с пивом,
Наблюдая полет альбатросов,
Я балдею в песке раскаленном
И еще улыбаюсь счастливо,
И еще прогуляю работу,
И запомню навек эту дату,
И куплю двадцать пять белых роз.
Ведь вчера, несмотря на мороз,
В нашей с вами дождливой столице,
Где-то возле Речного вокзала,
Что безумно далеко отсюда,
Получилось великое чудо:
Опрокинулся день, пала стужа,
Стали горы подобны резине,
Появился PINK FLOYD в магазине,
А чуть позже, спровадивши мужа,
Нежномилопрелестная Ленка,
Задержавши на мне свою лапку
И сверкнув озорными глазами,
Промурлыкала сладко: <Люблю!>

ГОДЗИЛЛА ПРОТИВ ЗАРАТУСТРЫ

О, эксцеленц!
О, друг мой благородный!
О столб, фонарный и заслуженно
народный!
Кому, как не тебе, мой дорогой сосед,
Я посвящу творенье многих лет!..

.... Я помню, было плохо. Пели мухи,
Горели в опках ржавые старухи,
Везде летали птицы и грачи,
А также всевозможные врачи,
С домов лохмотьями свисала плесень,
Мир тёмен был, угрюм, и дик, и тесен,
Но тут - явился Он! Пустоголовый шар!
Подействовав на всех прям как удар.
За пять минут он: затопил Камчатку,
Стащил у сторожа рабочую перчатку,
Пизанску башню набок повалил,
Носки в бачке с селёдкой засолил,
Кота башкой ударил об скамейку,
Почистил пылесосом канарейку,
Застал жену врасплох с одним монахом,
Когда они там занимались трахом,
Устроил в Грузии гонения на рыжих,
Участвовал в прыжках на водных лыжах,
Потом возник в Париже и взорвался;
В Челябинске с одним бомжом подрался;
В Шанхае напился денатурату;
В Монтевидео сочинил сонату;
Потом хвостище вырвал воробью,
За тёщей бегал с воплями "Убью!",
И всё за пять минут! Каков макар!
Вот это молодчина! Ай да шар!
Но наш рассказ сегодня не о шаре.
Совсем наоборот - о божьей каре.
Итак, одной старушке из Мытищ
Прислали телеграфом сорок тыщ.
И с теми тыщами она пошла в сберкассу,
Чтоб соблюсти товарно-денежную массу.
(Я что-то перестал выдерживать размер...)
Кассир в сберкассе, лётчик-офицер,
Сказал старушке: -- Бабка, будь здорова! --
И занялся игрою в шашки снова.
Старушка терпеливо ожидает,
Покуда он в те шашки доиграет.
Проходит полчаса, затем полгода,
На улице прекрасная погода,
В футбол играют дети головой,
А безголовый труп лежит на мостовой,
Кричат из "Микрохирургии глаза",
Ползёт по травке всякая зараза,
А бабка терпеливо ждёт-пождёт,
Когда кассир рубли её возьмёт.
Вот молодой нахал докушал шашки,
Узрел старушку из своей шарашки
И сквозь стекло обидно так сказал:
-- Пошла ты, мать, на Киевский вокзал!
Заплакала старушка, задрожала,
И на вокзал поспешно побежала.
Вдруг вскрылось небо, и сошёл к бабуле
Архангел Гавриил, вертя в карманах дули.
Сказал архангел: -- Бабка, жми на массу! --
И, взяв в охапку меч, пошёл в сберкассу.
Что он там делал - нам неинтересно,
А вот последствия доподлинно известны:
Нахальный лётчик с блямбою под глазом
Подвергнут антиалкогольному указу.
Вот так старушка восторжествовала,
Окоротивши юного нахала.
И, хоть забрал архангел сорок тыщ,
Приятно всё ж старушке из Мытищ.
Но я отвлёкся... Речь - то не об этом.
Вот тут история была запрошлым летом,
Как двое стариков нашли в лесу алмаз
И как один из них утратил третий глаз,
Так вот, я начинаю: было лето,
Хоть и не слишком достоверно это,
Вокруг была погода хоть куды.
Мы с Иркой шли на Чистые пруды,
Чтоб там, в тени высоких тополей,
Поспорить о теории полей.
Но странности таит двадцатый век:
Из неба выпадает человек
И с воплем сумасшедшего "Порву!"
Садится перед нами на траву.
Пока мы с Иркой пирожком хрустим,
Угрюмо смотрит он, как мы едим.
Но вот, расправив перепонки крыл,
Ужасный человек заговорил.
"Я порождён страданием калек, -
Заговорил ужасный человек.
-- Я порождён кошмарами и тьмой.
Я демон зла. Сейчас лечу домой.
Моя стихия - мерзость и порок.
Люблю садизм и с сахаром творог.
Я монстр из бездны, я кровавый снег!" -
Заговорил ужасный человек.
Он с нами посидел минуток пять
И в небеса свои вспорхнул опять,
На память подарив нам свитер шерстяной
И фото: он в аду в обнимку с Сатаной.
Взлетел меж облаков, воскликнул громко: "Шприц!!!" --
И затерялся в стае диких птиц.
А мы с Иришкой попилили дальше.
Москва тонула в океане фальши,
На ветках распускались унитазы,
Вращались над деревьями "Камазы",
На фонарях висели жертвы СПИДа,
На небесах сияла Атлантида,
Кругом цвели колбасные сады,
А мы брели на Чистые пруды.
Вот подгребаем мы к означенному месту.
Асфальт вокруг него напоминает тесто,
Берёзки там напоминают баобабы,
А вместо воробьёв курлычут жабы.
Но только взял я Ирку за бочок,
Навстречу чешет бойкий старичок
И говорит нам: "Лабу-дабу-ды!
В прудах-то, между прочим, нет воды!"
Мы глянули - и правда, в пруде сухо,
Валяется оторванное ухо,
Презерватив, дырявая галоша
И крупный дохлый пёс по кличке Гоша.
Нам сразу расхотелось целоваться.
И, хоть старались мы не огорчаться,
Уныло мы потопали оттуда.
Весь кайф нам обломал дедок, паскуда.
Но несколько мы отвлеклись от темы.
Сейчас я расскажу о гибели Системы,
О Боге, Истине, Титанах и Слепцах,
А также о борьбе в солёных огурцах.
Ну, слушайте. Шёл как-то Хук по лесу,
Способствовал научному прогрессу.
Вокруг, как водится, везде была природа:
В углу был туалет для нужд народа,
Витали мухи, голуби и вши,
А также лёгкий запах анаши,
Под дубом панки дринчили кефир,
Немой священник выходил в эфир,
Озон струился, с веток лился гной,
Уроды верховодили страной,
Покойник омерзительно смердел,
А Хук гулял, тащился и балдел.
Вдруг из терновника выходим Мы -
Великие и Светлые Умы.
И, обращаясь к Нам, промолвил Хук:
"О мудрецы, избранники Наук!
Сколь дерзок червь, пытающийся знать!
Сколь страшен слон, в чьих силах - растоптать!
Сколь необычен узник без оков!
Сколь тёмен мир, в котором нет богов!
Сколь узок философский диалог!
Сколь необъятна вещь, чьё имя - рок!
Сколь беспорядочен бывает этот свет!
Сколь легче вякнуть "Да", чем рыкнуть "Нет"!
Сколь были наши ветрены отцы!..
Скажите ваше мненье, мудрецы!"
Посовещавшись Именем Наук,
Плечом к плечу Мы встали в тесный круг,
И, глядя на него, как с носа корабля,
Кивнули и сказали громко:
"...!!!"
От изумленья Хук свалился на газон.
А мы пошли домой, поскольку не сезон.

1992 г.

[мидянин] [биография] [библиография]