Если насрали в банном раздевальном шкафчике, то будет вонять долго, упорно и гадко. Сюнька Голомаздин знал это точно, потому что работал банщиком уже восьмой год.
Поэтому первое, что он делал после закрытия моечных общих отделений, это обходил раздевалку и тщательно осматривал шкафчики.
Надо сказать, что в шкафчиках можно было обнаружить не только дерьмо, но и полезные вещи. Абрамовна из женского спьяну хвасталась, что нашла так два золотых кольца и дорогую пудру. Сюньке покамест не очень везло: список найденных вещей ограничивался пятирублевой монеткой, очками с неясными диоптриями и книгой французского писателя господина Барбюса "Огонь". Не считая, понятно, совсем уж мелочи: старых газет, носков и те пе. Однако надежды он не терял и каждый вечер проводил тщательный досмотр.
В шкафчике за номером 49 валялся старый проездной на троллейбус, еще за сентябрь. А в шкафчике 50 кто-то насрал. Для всех работников бани это было загадкой: почему люди срут в шкафчики? Ведь в каждом отделении был туалет, который довольно исправно работал, а они - срут.
Почему?
Ладно бы еще ссали: моча утекает в канализацию, Господь с ней, кто не ссал хоть раз в бане? Все ссали. Это как в речку нассать.
Но срать зачем?
Вот и сейчас аккуратная кучка, напоминающая чем-то раковину прудовика, лежала на полу шкафчика. Сюнька пошел за совком и метелкой, припоминая, кто же из посетителей сегодня тут раздевался. Он все собирался завести книжицу, чтобы там писать, кто в какой шкафчик угодил, да никак не собрался... И, видно, напрасно. А то бы выловил сруна моментально.
Собрав дерьмо на совок, Сюнька выкинул его в урну, а пол в шкафчике тщательно вымыл.
Он не был брезглив: после школы отработал три года санитаром в морге. В армию Сюньку не взяли, сославшись на статью, но ему это не было интересно: в армию он не хотел. А в банно-прачечный комбинат его пригласили случайно, просто директор товарищ Какованин был в дружбе с отцом Сюньки, Валентином Степановичем.
Сюнька - значило Станислав. Откуда повелось звать его Сюнькой, сам он не помнил, но и не протестовал - чем-то даже нравилось. Товарищи моющиеся любили Сюньку, который мог и пива принести, и запас веников держал, и вообще был человек учтивый. Директор тоже не имел претензий и раз на День Победы даже обещал повысить Сюньке зарплату, да видно потом забыл.
Замыв следы дерьма, Сюнька продолжил осмотр шкафчиков и в номере 73 обнаружил, наконец, нечто совершенно неожиданное.
Это был мертвец; он сидел в закрытом шкафчике на полу, поджав ноги к животу и обхватив колени руками. Абсолютно голый, мертвец был мужчиной лет сорока пяти с худым лицом и выпученными мутными глазами. Сквозь губы просунут был кончик языка, синий и слизистый, который особенно испугал Сюньку. Между ног торчал синеватый залупившийся член, выпачканный чем-то засохшим, белесым.
Сюнька с криком захлопнул дверцу шкафчика, как если бы мертвец захотел оттуда выбраться и вдруг зашевелил бы своими руками. Между тем в номере 73 все было тихо. В самой раздевальне светили электрические лампы и пахло, как всегда пахнет в бане: раскисшими обмылками, пивом, рыбными кишочками, гнилым деревом и хлоркой. Это успокаивало, и Сюнька, постояв с минуту в оцепенении, снова открыл дверцу.
Мертвец сидел на месте, все так же ухватив себя за острые колени. На ногах его росли бесцветные волосинки, стоявшие сейчас дыбом, словно как у мерзлой курицы.
Что бы это мог быть за человек? Такого посетителя Сюнька сегодня не помнил, но он мог и пропустить его, когда убирал в туалете или прочищал стоки. Вещей в шкафчике не имелось, то ли их забрал кто-то, то ли человек пришел сюда голый и умер. Но разве могло быть, чтобы голый сам пришел в баню и там умер? Нет, это неправдоподобная история.
Ограбили его, что ли? - подумал Сюнька. Потом закрыл дверь на щеколдочку и пошел к директору советоваться.
Директор находился еще у себя и читал толстую книгу без иллюстраций. Как потом выяснилось, это и был роман французского писателя товарища Барбюса "Огонь". В кабинете директора уютно светили лампы дневного света и урчал кондиционер. На столе стоял чай в пластиковой китайской чашке и тут же печенье в вазочке.
Увидев Сюньку, робко вошедшего и застывшего посреди кабинета, директор положил книгу и спросил:
- Что, Станислав?
- У меня, Илья Ильич, происшествие: мертвец в шкафу.
Директор переменился в лице.
- Ты что говоришь-то? Или шутить решил?
- Нет, Илья Ильич, мертвец и есть. В шкафу сидит.
- Мертвый?
- Мертвый.
Директор поднялся и решительно сказал:
- А пойдем посмотрим!
И они посмотрели.
- Самый настоящий мертвый мертвец, - сказал директор, побледнев. - Нужно вызывать милицию, а, Станислав?
Мертвец смотрел на них равнодушно, совершенно своей судьбой не интересуясь.
- А может, не надо милицию? - спросил Сюнька.
- Не надо? - Директор глубоко задумался. - Может быть, может быть... Посмотри-ка, этот тип тебе не знаком?
Сюнька посмотрел, хотя уже видел ранее и знал, что не знаком, но директора не уважить не мог.
- В первый раз вижу, Илья Ильич, - сказал он.
- Вот беда... Что ж, совсем не знаешь?
- Совсем, Илья Ильич.
- И белье сперли, и одежду, - сказал директор в сокрушении. - Что же делать? Люди и мыться не станут, когда узнают. Кому охота после мертвого тела мыться?
- А давайте бросим его в реку, - предложил Сюнька. - Уже ночь скоро, нет никого, мы его скоро и вынесем.
Директор посмотрел на него сердито и покачал головою:
- Не хороша идея.
- Отчего не хороша? Если и всплывет, скажут, залился человек.
- Всплывет? Вот уж не знаю... А что, завернуть его есть во что?
- А вот простыни.
Они стали вынимать холодного мертвеца из шкафчика. Мертвец не вынимался: он просидел там уже давно и потому закостенел, цеплялся за все желтыми ножными пальцами и сильно мешал.
- От зараза, - сказал директор. - А что, вот я руками его брал за голое, это не опасно?
- Не опасно, Илья Ильич.
- Смотри же. Давай еще раз.
С горем пополам они наконец достали мертвеца и положили в простыню. Директор взял его за ноги, а Сюнька - за плечи.
В холле никого не было, на электронных часах как раз выпрыгнуло без двенадцати одиннадцать. У выхода из урны торчал и пах сырым листом разлохмаченный березовый веник.
- Понесем через двор или мимо кочегарки? - спросил директор, кряхтя и цепляясь каблуками за порог.
- Через кочегарку ближе. Все одно кочегары если не ушли, то пьяные спят.
Баня сливала свои отходы из большой трубы в речку . В окрестностях трубы купались зимою местные моржи, потому что вода там никогда не замерзала и была не в пример теплее.
Тут же имелись небольшие мостки, на мостках ближние жители стирали ковры и всякие большие тряпки. На эти мостки и поднялись директор с Сюнькой и только решили кинуть мертвеца в реку, как Сюнька спросил:
- А простыня?
- Снять надо, - согласился директор. - Там и штемпель имеется.
Простыня снималась плохо, мертвец, сука такая, опять цеплялся пальцами. Над речкой уже стояла луна, отражалась в воде. Директор стал зачем-то еще светить зажигалкой, чтоб быстрей, да все обжигался и шипел:
- Скоро ты, а? Горячо, собака!
- Щас-щас... - приговаривал Сюнька. - Щас-щас.
Наконец он сволок простыню, кинул ее комом в сторону и стал толкать мертвеца к краю мостков, чтобы тот упал в реку. Директор помог ему ногой, и тело с бульканьем свалилось.
- Уплывет? - с сомнением спросил директор.
- А то и под мосток затянет.
- Черт с ним. Продрог весь... Пошли скорей назад, а то еще увидит кто.
Увидеть кто вряд ли мог: баня была на берегу, никто вблизи не жил, только больница, да и та за деревьями. Больные, конечно, могли углядеть в окно, да все равно далеко. Не поймешь, в общем что увидишь.
- Твою мать, - облегченно сказал директор. - Бывает же. В книжках читал, а тут сам... Слушай, Станислав, пойдем-ка ко мне, выпьем по сто грамм. А то аж колотит.
Сюнька согласился, хотя обыкновенно пил мало. Но событие и правда случилось страшноватое, да и директору отказывать - себя не любить.
В кабинете директор достал из шкафа початую бутылку "Посольской" и домашние бутерброды. Он налил себе в хрустальный фужер, Сюньке - в стакан от графина, примерно половину, подвинул бутерброд и сказал:
- Ну, за...
За что именно, директор не придумал, махнул рукой и выпил. Шумно выдохнул, сцапал закуску и стал жевать. Сюнька тоже высосал свою порцию, тихонько поставил стакан, и сказал, пряча бутерброд в карман:
- Я пойду, там еще доубирать надо, Илья Ильич.
- А... Иди, иди, - рассеянно пробормотал директор, глядя на оставшуюся в бутылке "Посольскую".
Сюнька вернулся в моечное отделение, набрал в ведро воды погорячее и пошел мыть проходы между шкафчиками. Потом припомнил, что остановил обзор шкафчиков на номере 73, а их там еще двадцать четыре осталось, да три закрытых. Надо уж завершить...
За вознаграждением дело не стало - уже в номере 75 Сюнька нашел червонец. Зеленый, свернутый вдвое, он лежал на полу и слегка подмок от натекшей воды.
- Ай, спасибо, - неведомо кому сказал Сюнька, пряча денежку.
Он отворял уже номер 81, когда в раздевалку вбежал, громко топая, директор.
- Скорее! - закричал он, далеко выпучив глаза. - Скорее, Станислав!
Сюнька не понял, что такое произошло, но схватил на всякий случай швабру и побежал следом.
Кабинет директора располагался в полуподвальном этаже, и окно его выходило наполовину на двор за баней, а наполовину в специальную нишу в земле, откуда Сюнька часто выкидывал всякий мусор. И окурки кидали, и использованные в парной веники, и объедки, и опять же срали зачем-то, хотя туалет на улице тоже был и идти до него - всего-то метров двадцать. Хороший притом туалет, на четыре очка в каждом отделении, женском и мужском.
В директорском оконце, что выходило в нишу, имелась форточка; в нее сейчас и колотился давешний мертвец.
Он сполз в нишу так, что ноги и зад оставались наверху, и в такой позе страшно смотрел внутрь, пробуя рукою раму.
- Ожил? - оторопело спросил Сюнька.
- Да он небось и живой был! А мы его в воду, он и очухался. Пришел вот...
Сюнька осмелился и подошел прямо к окну. Посмотрев внимательно в закатившиеся глаза гостя, он покачал головой и сказал уверенно:
- Нет, Илья Ильич, мертвый. А чего уж лезет - не могу сказать.
- Не могу-у... - передразнил директор. - А что делать с ним прикажешь? Сказка какая-то, прости господи. Гоголь. Ну иди уже! Пошел вон!
Мертвец на это показал желтые зубы и стал царапаться в стекло ногтями. Потом попробовал погрызть его, но не преуспел, а по стеклу потекли мутные слюни.
- Ну что это такое? - плаксиво сказал директор. - Сегодня футбол по телевизору, а тут он. Вот сволочь.
- Может, уйдет? - предположил Сюнька, сжимая швабру.
- Куда ж он уйдет... Видишь, сюда хочет, курва. Скребется. Кыш! Кыш!
Мертвец все так же упорно царапал стекло и толкался в форточку.
- В милицию позвоните, - сказал Сюнька.
- К черту иди. Какая милиция? И не объяснишь ведь ничего.
- А они его застрелят.
- Как они его застрелят? Если он мертвый уже! Послал же бог дурака на мою голову! - с этими словами директор бессильно сел в стул и потянулся за графином. Сюнька подвинул его ближе, директор ухватил графин и принялся пить, обливаясь, давясь и стуча зубами о стекло.
- Сходи на улицу, попробуй его за ноги вытянуть, - велел он, отдуваясь.
- Не пойду! - уперся Сюнька.
- Чего это?
- Укусит.
- Не собака же. А не пойдешь на улицу - пойдешь под сокращение, - выложил козырь директор. Это был верный ход, и Сюнька поплелся выполнять указание.
Он вышел наружу со шваброй наперевес и остановился. Стало совсем уж темно, пошел мелкий снег, не снег даже, а так, крупа. Луну затягивали черные тучи, и Сюнька некстати вспомнил фильм ужасов "Вий". Передернулся, заглянул за угол.
Из ниши торчали голый зад и мыльно-желтые ноги мертвеца. Они елозили туда-сюда, и в тишине слышалось, как мертвец что-то там бормочет, словно телевизор с прибранной громкостью, и неприятно похрюкивает.
- Эй! - позвал Сюнька. Мертвец никак не ответил, продолжая дергать ногами. Тогда Сюнька осмелел, решил, что мертвец глухой, и стал подбираться к окну. Подойдя на длину швабры, он двумя руками воздел свое орудие и ударил мертвеца по жопе. Тот еще больше задергался, но полез не назад, как следовало бы ожидать, а вперед, тискаясь в окно. Посыпалось выдавленное стекло, до Сюньки донесся сдавленный вопль директора, который, видать, совсем напугался. Чтобы спасти директора, Сюнька схватил мертвеца за пятки и поволок прочь, но тот противился и урчал. Мало-помалу, но его удалось вытащить из ниши. Возле груды старых цинковых шаек Сюнька бросил мертвеца и изготовил швабру, чтоб отбиться, но тот, похоже, видно, устал от борьбы и тихо лежал, сопя.
- Что там? - боязливо спросил директор, выглядывая наружу из своего окна. Из ниши была видна только верхняя часть головы.
- Валяется.
- Ты его стукни чем.
- Шваброй сейчас стукну, - пообещал Сюнька, подобрал швабру и потыкал мертвеца в спину. Мертвец не взволновался, но клацнул зубами и противно дернулся. Потом почесал спину и сноровисто пополз к окну, почти побежал на четвереньках.
- Что же такое в самом деле?! - вскричал директор, поспешно закрывая форточку. - Возьми у кочегаров лом или топор, а то швабра твоя ему до лампочки!
Сюнька отправился к кочегарам. Дверь оказалась открыта, и он вошел в теплое, пахнущее углем нутро.
В неверном свете, падающем от топок, на полу спал Петр Панкратьич. Петру Панкратьичу было уже много лет и директор все хотел спровадить его на пенсию, да видно забывал все время. Сейчас Петр Панкратьич спокойно спал прямо на каких-то брошенных лопатах.
Его соратник Виля тоже спал, только на столе, сделанном из старой жестяной вывески "Нашивайте ярлычки, чтоб не перепутать белья". Вилю звали Вилен, и пришел он в кочегарку после армии, где его неаккуратно ударили по голове, после чего голова эта склонилась у Вили набок и он сильно поглупел. Виля говорил, что его ударили душманы, но никто не верил, потому что служил Виля в стройбате и по слухам на него упал пьяный строительный прапорщик из кабины экскаватора.
Будить кочегаров Сюнька не стал, потому что толку от них пьяных видел мало. Покопавшись в полутьме, он нашел большой страшный лом с приваренной на конце рукояткой-петлей, а топора не нашел. Оно и хорошо: рубить мертвеца на части Сюньке не хотелось.
Мертвец все полз в окно, а директор смотрел изнутри, словно рыба-телескоп из аквариума, и шевелил губами.
- Сейчас я его! - крикнул Сюнька, чтоб директор не боялся, и ударил мертвеца ломом. Того проняло - полез задом из ниши схватить Сюньку, но тот ляпнул его еще раз по спине, потом по голове, а там и по морде. Изо страшного мертвецова рта посыпались зубы, белые и бескровные; подергавшись, мертвец успокоился и протянул вперед расслабленные руки.
Сюнька потыкал его ломом. Острие оставляло на шкуре глубокие ямки, но мертвец не реагировал.
- Идите сюда, Илья Ильич! - крикнул Сюнька. - И простыню, простыню несите!
Директор с простынею в руках появился опасливо, выглянул из-за угла.
- Точно сдох? - спросил он.
- Вот, видите же, - и Сюнька воткнул в мертвеца лом. Тот молчал.
- В самом деле, - успокоился директор. Они расстелили на земле простыню и укутали тело.
На речке, все на тех же мостках, директор опять хотел столкнуть мертвеца прямо в простыне, но Сюнька остановил:
- А простыня?
- Снять надо, - как и в первый раз, согласился директор. - Там и штемпель имеется.
Мертвец, сука такая, опять цеплялся пальцами. Луну укрыли облака, и директор стал светить зажигалкой, чтоб побыстрей, и опять все обжигался:
- Скоро ты, а? Н-ну... От ить!..
Наконец мертвец свалился в реку и медленно поплыл по течению, словно боец, убитый про форсировании стратегически важной водной преграды. Директор покрестил его вслед и сказал плаксиво:
- Домой я пойду... Футбол же...
- А я пойду домою, - заключил Сюнька.
Он посмотрел, не плеснет ли где мертвец. Мертвец не плеснул. Директор и Сюнька медленно пошли к зданию бани, где разделились - директор пошел смотреть футбол, а Сюнька - заканчивать работу.
А в шкафчике номер 62 он все-таки нашел целых 50 рублей. Поэтому вечер у Сюньки получился радостный и замечательный - совсем не такой, как многие другие...
13 ноября 2002 г.
Любые материалы с настоящих страниц могут быть
воспроизведены в любой форме и в любом другом издании
только с разрешения правообладателей.