Когда чай из блюдца со вкусом пьешь, главное умение - не плескать. Отставной маиор Иван Ильич Кнышов этого только что не учел и теперь с сожалением глядел, как на белых полотняных штанах расползается большое пятно, горячее к тому же.
- Стыд какой, - сказал он сам себе, промокнул штаны углом скатерти и постучал ложечкой о сахарницу. Тотчас же появился Архипка.
- Чего изволите, барин? - спросил он.
- Позови-ка Пахома.
- Сию минуту.
Пришел Пахом. Тиская в руках картуз, он стоял в самых дверях, боясь ступить на свежевыкрашенные половицы веранды. Маиор еще раз промокнул штаны, сокрушенно цыкнул, покачал головой и перевел взгляд на мужика.
- Здорово, братец.
- Здравствуйте, барин, Иван Ильич.
- Ведаешь, зачем зван?
- Как не ведать... Небось про жаб спрашивать станете?
- Про жаб? Стало быть, что и про жаб. Ты вон садись туда, на лавку, да рассказывай - да с расстановкой, чтоб понятно было.
Пахом огляделся, тихонько сел на лавку и спросил:
- С чего начинать-то, барин, Иван Ильич?
- А с самого начала и начинай, - сказал маиор и сунул в рот большой кусок колотого сахару.
- Погода ввечеру была жаркая, все видать, к ливню. Я, помню, телегу смотрел - колесо заднее разболталось, то ли выкинуть, то ли Пантелею чинить велеть. Смотрю, значит, телегу, а тут Пантелей-то сам и бегит. Кричит кричмя, без порток, страм один. Я думаю, пьян напился, варнак. Стой, говорю! Куда тебя бесы несут? Да. А Пантелей остановился и говорит: в речку, говорит, кунался, от жары тоисть. Раз мырнул, два, а на третий как вымырнул наружу, а на берег, где ракиты, как плюхнет! И огнем пышет. Пантелей как был выскочил, токмо рубаху ухватить успел, и побег.
Я говорю, экой ты варнак! Глаза залил, видать, и тебе померешшилось, алибо молонья в дерево ударила. Какая же молонья, говорит, коли дожжа нету? И небо чистое. И пальцем этак в небо кажет.
Ну, думаю, я ж тебя уловлю. А дыхни, говорю. Он дыхнул, и дух не то чтобы крепкий, тоисть ежели и пил, то в обед, не позже того. Ну, в обед кто не выпьет, коли есть чего. А ты, говорит, поди, дядя Пахом, да сам посмотри. А я с тобой не могу, ибо напужалси. Я один и пошел.
- Это когда было-то? - уточнил маиор, хрустя сахаром.
- А дней уж десять тому. Как раз как вы в гости уехали.
- Ну-ну. Продолжай, братец, продолжай. Занятно рассказываешь.
- Вот я и говорю: пошел, значит, к речке, топор ишо с собой взял на всякий случай. Иду, а сам думаю: "Отче наш, иже еси, не дай пропасть".
- Отчего же пошел?
- Антиресно, барин, Иван Ильич. Это чего жа надо Пантелею, собаке, показать, чтоб он без порток из речки вымырнул. И вот иду я, к речке уже подошел, вот и ракиты. Гляжу - в самом деле, чего-то в кустах сверкает. Этак блесь да блесь... Навроде как церква, и наверху востренькая, только махонькая, с меня ростом. Такая вся серебристая, ровно лампада. Ну, думаю, не иначе небесные каменья повалились, как вы сказывали. Эко, думаю, повезло. Небось, денег стоит больших, снесу барину, Ивану Ильичу, он в эту... Академию отпишет в Питенбурх, большая радость будет, почет. Подошел ближе, думал, жар какой от ее исходит, ан нет. Рукой даже тронул, не убоялся, - холодная. Хлад такой, как от крепкого металла. Ну, думаю, пущай пока стоит, а сам вокруг гляжу, не свалилось ли ишо чего с небеси. А они тута.
С этими словами Пахом показал себе под ноги. Был он босиком, и маиор некоторое время смотрел на его черные грубые пальцы с большими круглыми ногтями.
- Кто? - переспросил он наконец.
- Да жабы же, барин, Иван Ильич. Сидят, подлые, как бы кружком, и глядят. Такие из себя почти как наши, токмо покрупнее - с ворону - и не зеленые, а чуть с крапинкой красноватой. И в руках навроде палочки какие... Навроде железные, с крючочками мелкими.
- Это что же ты такое рассказываешь?- удивился маиор. - Ты сам-то не пьян был? Жабы тебе с палочками являются...
- Признаюсь, выпил малость, но уж потом, как домой с речки пришел. Токмо вы, барин, Иван Ильич, не перебивайте, а то попутать могу. Тут оно самое антиресное.
- Эк ты, братец, охамел, - покачал головой маиор, но незлобно, а так, для порядка. - Ну давай уж, давай, дальше говори.
- Вот я и думаю: это какое же чудо, с небеси не только камень упал навроде церквы, а ишо и жабы на ем слетели! Я-то сразу смикитил, жабы при камне, у нас таких отродясь не водилось - алибо я, жаб не видал? Собрал их в подол, пока не разбежались, да домой побег. Камень, думаю, здоровый, его одному не своротить, пущай пока там стоит. Прибег, значит, взял ушат, велел Ваньке воды туда колодезной набрать, да жаб и пустил. Оно жабам-то без воды несподручно, как бы не попридохли, думаю. Пустил, а сам взял вожжи, холсты, да назад - думаю, прикрою камень-то, покамест барин приедет... Мало ли там чего вокруг, а позови мужиков тащить, поистопчут... Пущай, думаю, барин приедет да сам вокруг и посмотрит прежде. А ну как там редкость какая упала, а я не приметил. Вот... А одну жабу-то...
Пахом умолк, ковыряя половицу большим пальцем ноги.
- Чего еще? Ну, говори.
- Жабу-то одну, барин, Иван Ильич... Взодрал я да с собой взял.
- Это как же - взодрал? - брови маиора удивленно поднялись.
- Как вздирают, так и взодрал. Там под ракитами заводинка, раков больно много. Я подумал, чего туда-сюда бегаю без толку, закину-ка жабу, раки ее обсядут, а завтре вытяну. Оно и правда, как вытянул, раков несметно, большущий чугунок наварил. Вот и говорю, - продолжал Пахом, не замечая, что маиор смотрит на него с некоторым ужасом. - Прибег на берег, под ракиты-то, ан там уже нет ничего. Я думал попервоначалу, увидал кто да упер, оно ж с виду как серебряное. А потом гляжу, там проплешина навроде как от кострища. То есть покамест я туда-сюда бегал да жаб этих обихаживал, церква моя шасть - и улетела на небеси, откуда намедни сверглась. Походил я, походил да и вернулся. А тут...
- Что? Что тут? Что, мерзавец?! - зарычал маиор, подымаясь на ноги.
- Дык ребятишки... - забормотал Пахом. - Никишка Косой с Петькой... И Герасим с ими, маланьин-то, золотушный... Жаб из ушата вымнули да и надули...
- Кхак?! Кхак?! - маиор бессильно опустился в кресло.
- Как жаб надувают, так и надули, - сказал печальный Пахом. - Им обнаковенно соломинку в заднее отверьстие встромят и дуют, а они потом по воде плавают, а мырнуть не умеют. Большая ребятишкам из того потеха. Токмо заместо соломинок они палочки эти встромнули, они ж с дырочкой внутри, наскрозь. Поплавали они, поплавали, а как я вернулся, так уже и преставились, жабушки-то.
Сказавши так, Пахом осторожно покрестился, косясь на барина - жаба хотя и некрещеная тварь, а мало ли. Но маиор уже ничего не предпринимал и только сидел, бессильно глядя в пол.
- Вот, - робко повел рассказ к завершению Пахом. - Я жаб-то схоронить хотел на леднике, может, вам антиресно даже дохлые, положил в ряднинку...
- Так они целы? - спросил маиор оживая, но как только увидел лицо Пахома, как-то сразу оплыл, словно старое сало на солнышке.
- Дык собака, барин, Иван Ильич... Вовсе никчемная шавка, какая при кухне... Пока я ледник отпирал, она, змея, ухватила ряднинку да сволокла. Я за ей, да куда там - под плетень, через огород, и нет ее. Я ее потом хорошенько прибил, барин, Иван Ильич, вот вам крест! А Никишке, идолу, чуть ухо не оторвал! Если повелите, я их и высечь могу!
- Да уж высеки, - пробормотал маиор. - А палочки куда дел?
- А палочки в жабах и остались. Я ж на ледник... Я ж хотел...
- Иди. Иди отсюда, ирод. Там Архипка где-то, вели водки нести...
Маиор поник головою и слышал, как мужики тихонько говорят меж собою.
- Там барин обмер весь, сидит в мокрых штанах, как есть обдумшись, и водки требовает.
- Сейчас снесу. А что ж ты его так напужал?
- Я ж не пужал, вот те крест! Жабы энти... Кто ж знал?
- А и нечего было туды ходить, Пантелея слушать. Эх! Добрый у нас барин, всем бы таких, а ты его жабами довел. Иди отсюда, аггел, и не являйся!
Спустя пару минут Архипка появился на веранде с подносиком, на котором стоял резной штоф. Отдельно на тарелочке лежали опутанные укропными нитями огурчики.
- Изволите водочки, барин?
- Изволю, - сказал маиор, принимая штоф.
- Может, порты переменить надобно, так я скажу...
- Не надо порты.
- А то жаб наловить? Вы не горюйте, барин, я сейчас мужикам велю, на Варнавинском озере этих жаб - видимо-невидимо! Жирнущие, што твоя попадья! - любезно предложил Архипка.
От штофа, с дребезгом разбившегося о стену, он успел увернуться.
Любые материалы с настоящих страниц могут быть
воспроизведены в любой форме и в любом другом издании
только с разрешения правообладателей.