клуб - свет харизмы - хп алимов - hp бурносов - заседания - фоты - чаво - харписня - форум

хроника

..Нет, это не Нео, это Роберто Каналья широко шагает под деревьями и разбрасывает ногами листья. Они корчатся и сгорают. Они не рукописи, рукописи катаются в номерах, а они - печатные листы. Или авторские. Наплевать. Роберто зябко кутается в Чорный Плащ. Роберто смотрит на меня осуждающе, как чемодан Яны. Но я хотел помочь, а не сломать! Молчит Роберто. Шагает от дерева к дереву, мнет и топчет. Душа бессмертна, а фантастика бездушна. Пора увядания. Издательства сбросили листья до следующего Роскона. Мадам поднимает один, но букв уже не разобрать. Свинцово-серо. Откуда в этом тексте взялась Мадам, я уже забыл. Пусть это будет кошка, которую я так и не поймал в холле. Джабба утверждает, что поймал - тогда понятно, почему она больше не давалась в руки. Роберто удаляется. Роскон закон(чен) или Роскончился? Трудно вспоминать слова. Мадам гоняет их, последние, рвет коготками, боится не успеть. Все рассыпается. Тлен. Еще немного, и догорят последние. Есть еще вечно-зеленые… Прав Доктор... Major Пронин. Угрюмые твари (отрывок из крутого мэйнстрим-романа)

В. Мельник, А. Плеханов и Мескаль

...Говорят, что там показывали какое-то клевое кино про Лукьяненко. И Перумов вещал из Америки, а Головачев отвечал ему остроумно (sic!!!) И в баню ходили, и в бассейне мылись, и парились с вениками. И Шмалько целовал всех в нижние конечности за так, бесплатно. И Березин танцевал диско, и Байкалов Дм. кормил шашлыками - практически всех, а тех, кто не хотел, догонял, валил на снег и впихивал в их разверстые рты куски жареного со специями страусиного мяса. И даже, говорят, был банкет, и я там познакомился с Бачило, заодно и выпили... Если честно, я все-таки видел, как танцевал Березин. Было такое, точно. Мощное зрелище, вставило не по-детски. Но всего остального я не видел. Куда все оно упало, куда?.. Писатель доктор врач Плеханов

Харпис Джабба Ю. Бурносов и В. Мельник обсуждают перспективы употребления минеральной воды без газа - на конвентах. Джаббе, судя по всему, ясно, что вопрос решается однозначно и не в пользу воды

...А самое трудное - это вообще вспомнить, кто, когда и чего сказал, чего и с кем пил, что и как оно было... Мы стали пить пиво в автобусе с Плехановым, который по такому случаю развязал, и слушали ужасный рассказ Харитонова, как он ходил к (censored) и с ним делали (censored). Страшно, страшно. Я теперь очень боюсь (censored)... Что я делал в дальнейшем, не помню - говорят, был замечен бодавшимся с Дивовым. А, еще я сидел в баре, пил вино и говорил с Тельмой за жысть. Еще с кем-то говорил. Да... отчетливо помню момент, как пошел спать. Перед этим, если не вру, я что-то пил еще у Лукьяненко, говорили об акулах... Нашли друг друга неплохими парнями, кажется. Хотя виски было подозрительное... Фантасты входили, выходили, а иногда даже словно бы кружились вокруг меня в медленном вальсе. Такое вот впечатление порой складывалось... Был бар, была дискотека. Коньяк пил, пиццу ел. Разговаривал с Квальей об итальянской музыке и о Пазолини, чего-то еще разговаривал. Пытался узнать об итальянских фантастах. Узнал вроде много, но не помню, право слово, ни хрена... Под видом уехавшего домой Кирилла Бенедиктова в нумер прокрался Маиор и принялся храпеть, чего я ему строго-настрого делать не велел... В субботу в самом деле был коньяк на клюкве и какое-то виски, какое раньше я не видел ни разу. Коробочка такая красивая... Слава богу, что я не остался на банкет - на банкете я б и помер... Харпис Джабба Ю. Бурносов

А ты уже посетил Третий Нуль?!

...Из ходячих баек больше всего понравилась история о том, как Валентинов и Вершинин целовали друг другу ноги. Валентинов в своем обычном состоянии подошел к Лёве и попросил разрешения облобызать сапожок, что и исполнил, в меру отпущенного ему таланта. Не умеешь - не берись, ответил Лев Рэмович. Смотри, как надо ноги целовать! Он отошел подальше и стал косвенными шажками приближаться к Валентинову, искательно заглядывая ему в глаза. Он демонстрировал бездну нюансов и тонкостей, нарочитое ничтожество, убожество и девичью робость. Пьяный Валентинов, однако, не способен был оценить артистизма, и, забывшись, разговорился с кем-то. Тут Лёва развернул его к себе и гаркнул: "Стой, как следует, сволочь, когда перед тобой унижаются!". Слова тут же вошли в анналы... Александр Бачило

Яна Зорич и Майор Пронин молчат о главном

Балеты долго я терпел,
Но и дильдо мне надоел.
Роман Лейбов

Я тоже вспомнил кое-что о своих встречах с фантастами. И в частности о том, как я ездил на последний "Роскон". Потому что так положено - увидел фантастов - ну, сразу вспоминать сопутствующие обстоятельства. Я их видел часто и много лет. У меня - большой стаж.

Причём, как увидишь, залезешь в Сеть, так обнаружишь, что все люди, сидевшие вместе, только то и делают, что обсуждают то, как они провели время. И все оттого, что они не помнят, что там натворили, и натворили ли что.

По большей части они ничего не сделали, но идентификация Борна - занятие увлекательное.

Я всем говорил, что будь я на месте издателей, то коршуном бы кружил над нетрезвыми писателями, зажав в клюве кабальные договора. Но от чего-то упыри-издатели не так активно едут на Конвенты, чтобы заставить писателей подписывать любое - в этом их писательском состоянии. Мне, правда, объясняли, что писатели и так поднаписывают всякую лабуду.

Эти умные люди говорили совершенно правильно - так оно и есть. Я сам подписывал, правда.

Итак, я обнаружил, что половина Сети, подотчётной фантастам, посвящена вопросам "Что это со мной было?" и "Ой, неужели это я". Национальный спорт заключается в том, чтобы угадать, с кем человек пил - особенно хороши для этого нечёткие размытые фотографии, сделанные мыльницей.

Но я даже не об этом. Среди фантастов ко мне подошёл красивый нетрезвый юноша и сказал:

- Ты уже перестал писать всякую хуйню?

Меня этот вопрос напугал. Потому как всякий писатель, если он настоящий писатель, не уверен, не написал ли он в этот раз какую-нибудь хуйню. И не отмутузят ли его за это.

Но оказалось, что молодой человек читает мой Живой Журнал. Я задумался - сразу дать ему в бубен, или подождать.

- А то пишешь про всяких капитанов, путешествия... Что за хуйня? Читать невозможно. Нехорошо... - сурово сказал молодой человек.

Я задумался опять. С одной стороны - дать в бубен - это дело святое. Но как-то надо объяснить - за что. То есть, можно долго-долго говорить о том, что я за то, что пишу здесь, денег не получаю, а даже отдаю. И что, бля, этот человек мне бабла не насыпал, чтобы что-нибудь указывать. (То есть, если бы он мне денег дал - другое дело. Я, как человек, продающий буковки, это понимаю чрезвычайно хорошо.) И что дело это частное, хоть я с благодарностью и думаю о тех, кто всё это комментирует. И очень, конечно, хочется, чтобы за тобой бегали читатели твоего, пусть даже и частного дневника и кричали: "Как хорошо, что ты не хуйню пишешь, да! Вот Синдерюшкин - хуйню. И Ева Перонова! И Нина Анаисова - хуйню! Все - хуйню! А ты - нет". Но это, конечно, бессмысленная мечта. Потому как лучше с такими людьми пить и есть, а не читать все эти гипотетические выкрики.

Началось всё с того, всем на "РОСКОНе" подарили какую-то космическую ручку.

Поэтому речь теперь пойдёт о премиях. Хотя всякий Конвент имеет три источника и три составные части - собственно награды, семинары с докладами и, наконец, вакханалию (что обычно именуется "неформальным общением").

На Конвентах широко распространено награждение призами по так называемому "демократическому" принципу - то есть прямым или ступенчатым голосованием участников. Так вот, это голосование себя дискредитировало по крайней мере по нескольким причинам. У меня и самого рыло в пуху - среди прочих не очень знатных, но милых литературных премий, мне и фантасты дали одну.

Теперь я расскажу, отчего сам институт корпоративных фантастических премий мне кажется отжившим.

Во-первых, в литературе ничего не решается голосованием. Тем более, голосованием, при котором мотивы литературного толка тесно переплетены с личными.

Это не гамбургский счёт. Это базар цирковых уборщиков, нетрезвых зрителей, импресарио и борцов, что не видели поединка коллег.

Во-вторых, престиж этих премий утерян - они, как я уже писал об этом на бумаге, становятся похожи на медали собачьей выставки. Их много, унизительно много, и они обесценены. Есть писатели и критики, которые имеют вполне брежневский набор этих регалий.

Это и формулирует моё отношение и к последним награждениям.

По крайней мере, рассказ "Хомка" мне кажется единственным, чьё присутствие кажется в лауреатской обойме бесспорно. То есть, в нём единство формы и содержания. Есть ещё несколько текстов, что мне были интересны, но надо понимать, что к книгам я отношусь как патологоанатом, получаю деньги за их чтение. Оттого слово "интересный" довольно высокая похвала в моих устах.

Наконец, несколько замечаний, что не имеют прямого отношения к премиям.

Претензий к Оргкомитету у меня никаких. Я считаю очень полезной идею полного библиографический списка, который остаётся в руках как справочник и вполне красивых бесхуёвых коней.

Скорее, это попытка понять, что произойдёт с этим премиальным институтом лет через пять.

Но мне не очень понятно возмущение по поводу согласованного голосования группы "Бастион". Мне это кажется вполне нормальным. Почему - в Думе можно, а тут нельзя? (Я впрочем, никаких свидетельств пресловутых рекомендательных списков не видел.)

Я, собственно, рассуждаю о всех Конвентах и всех премиях. То есть, моя задача, так сказать, из области макроэкономики - я думаю об общем направлении развития. Хотя, понятное дело, количество читателей всё равно падает - какие тенденции будут через пять лет - неясно.

И тут есть несколько обстоятельств.

Одно - премиальный институт совершенно не востребован рынком. Скажут, конечно, что всё это развлечение, что награды только забавы взрослых шалунов, веселье молодых умов, но это не так. Де-факто всё это стало одной из трёх (или четырёх) престижных премий.

Тут, правда, есть странное обстоятельство - эти премии никаким образом не меняют тиражи. Вот что удивительно. Я не видел ни одной книги,на которой была бы красная ленточка через край (как это делают с Гонкуровской премией) - лауреат РОСКОНа, ИПК, etc.

Но, может, я что-то пропустил.

Я видел зарубежные покетбуки со значками Гонкуровской, Букеровской премиями, "Небьюлой", наконец. Книг, на первой странице обложке которой написано: "Премия РОСКОН-2003" я не видел. Понятно, что половина фэнов не подозревает о существовании "Небьюлы". Но свои премии они знают лучше. Тут ведь речь не о литературном критерии, а о возможности продать лишние несколько тысяч экземпляров с помощью нехитрого маркетинга.

И другое - я считаю, что будущее премий может быть таким: авторитетный писатель Х., ставя на кон свой литературный вкус и авторитет (премированный текст ведь вполне доступен) называет, свой выбор. Авторитетных писателей, я думаю, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Собственно, этот механизм задействован в ремарке "Борис Акунин рекомендует" на известной серии "Иностранки" - правда, это пример отрицательный, связанный как раз с девальвацией репутации.

Ну, совокупность мероприятий - отдельно, а награды - отдельно.

Отчего-то на "РОСКОНе-2004" много обсуждалась идея профессионального союза писателей-фантастов. Это очень странные, испуганные обсуждения, которые я встречаю часто - и в Сети.

Потому как я наблюдаю робкие попытки создания бюрократического писательского профсоюза. Но это движение взволновало огромное количество людей.

Сразу закричали разные люди. (В этих криках часто повторялась знаменитая либеральная фраза "Нас опять заставят ходить строем".) Это всё совершенно не интересно. Потому как профсоюз - одно, одинокое писательское творчество - другое, а хождение строем третье. Нужно отделить мух от котлет, а ром от бабы. А начинания судить по результатам. Впрочем, я об этом давно сказал вот здесь.

Наконец, мне сказали, что надо рассказать о самом запомнившимся событии. Известно, что на всякой конференции, научном семинаре, школе самое главное это финальный банкет. Вот на таком банкете я как-то среди шумного пира случайно, в тревоге мирской суеты, ходил мимо столиков. Хотел я сесть к давнему своему знакомцу. Но рядом с ним уже сидела голорукая и лебединошеея барышня.

К харпису Джаббе Ю. Бурносову пришли товарищи кошки

Я клянусь, что татуировка на её предплечье изображала колебательный контур. Мой взгляд тупо скользил по катушке индуктивности и сосредоточенной ёмкости...

Но барышня вдруг прервала понтонный подъём моих, еле всплывающих из глубин памяти, электроннотехнических знаний.

- Сесть хотите? Да садитесь ко мне на колени!..

- Видите ли, барышня, - отвечал я не без беспокойства. - Я человек упитанный, поди, раза в два больше чем вы выжимаю на весах. И больше привык, что сидеть в другой комбинации.

Но она посмотрела на меня незамутнённым взглядом:

- Да садитесь! Садитесь же! Я санитаркой в сумасшедшем доме работаю, буйных вяжу. У меня таких как вы, по десять за утро бывает!..

И это меня сразу насторожило.

В связи с этим вернёмся к подаркам. Итак, мне, как и всем, подарили космическую ручку. Я вообще-то пишу только гелевыми чёрными ручками за десять рублей, а тут её цапнул радостно. Потому как она красивая, серебристая, а присмотришься - так чистое дильдо.

Надо подарить кому-нибудь.

Со значением.

Плеханов. Человек человеку - кот: сценарий для голливудского кинофильма: "Изображение очень резкое, почти черно-белое, со слабыми оттенками зеленого, синего и красного цветов. Камера скользит вдоль пола, между ногами людей. Люди ходят, стоят, сидят. Преобладают мужские ноги в брюках, носках, ботинках. Ботинки в основном черные, носки серые. Взгляд снизу вверх, и видно, что помещение - большая лаборатория. Ряды столов с компьютерами, мигающие экраны. Изображение движется вперед, натыкается на женские ноги в колготках. В поле зрения неожиданно появляется кошачья лапа с выпущенными когтями - поднимается, бьет по ноге. Женский вопль сверху:

Лиз: Черт, черт, черт!!! Он опять порвал мои колготки, это невыносимо! Харри, уберешь ты своего кота? Клянусь, в следующий раз я оболью его горячим кофе!

Камера скользит вверх, в поле зрения появляется огромное мужское лицо, оно занимает половину экрана. Это Брюс Виллис (варианты: Джорж Клуни, Патрик Свэйзи, Том Хэнкс). Изображение раскачивается из стороны в сторону и зритель понимает, что кота, глазами которого видит камера, держат за шиворот...">>>

Мидянин как поэт: "Без места, без года, без названия.

Раньше я был лесоруб
И имел большой рюкзак.
И, как я был лесоруб,
Я имел большой рюкзак.

Раз, уйдя в дремучий лес,
Я полез искать дрова.
Там, найдя дремучий лес,
Начал я искать дрова.

Пусть я дров и не нашел,
Но прекрасно погулял.
И, хоть дров я не нашел,
Я прекрасно погулял..." >>>